Тем не менее утро настало. Стоило Женечке, хорошо покушавшему на завтрак, выбраться из отеля на резкий солнечный холод, как он немедленно попал в распоряжение смеющейся Киры и приведенного ею русскоязычного инструктора. На Кире был стеклянисто-нежный, подбитый воздушным пухом, алый как роза спортивный костюм, и на плече она держала две здоровенные лыжины, расписанные ярко, на манер языческих идолов. У инструктора, долговязого малого с лицом сухим и жирным, будто вяленый лещ, носившего имя Морис, русский был весьма приблизительный. Жестикулируя и квакая, он увлек сердитого Женечку в какой-то длинный, краской и резиной пахнувший сарай. Там перед негодяйчиком предстали душные лабиринты стеганых курток и пухлых штанов с лампасами, стеллажи до потолка, уставленные толстыми, пестрыми, какими-то высокотехнологичными сапогами, напоминающими протезы, на которые Женечка за жизнь насмотрелся. Ну и, конечно, лыжи, громадное капище свирепо разрисованных деревяшек. Добрый старина Морис, не отставая ни на шаг, вынудил Женечку переодеться в оранжевое, на манер дорожного рабочего. Сапоги, синие с белыми всполохами, были довольно легки, пока оставались в руках, но стоило в них обуться и защелкнуть тугие пряжки, как у Женечки возникло ощущение, будто он шагает в двух ведрах. Довершили экипировку, разумеется, лыжи, несуразно длинные, спереди не заостренные, а вроде как лопатки.
Расплатившись карточкой, Женечка так и не понял, купил он все это или взял в аренду. Снаружи солнце слепило до радужных слез, над хорошеньким сахарным поселком парила, с чем-то орлиным в размахе склонов, сизая гора, и народу было как муравьев. Женечка, честно сказать, не помнил, стоял ли он когда-нибудь на лыжах вообще. Когда Морис, повозившись на корточках, пристегнул негодяйчика, застегнутого в сапоги, еще и к деревяшкам, Женечка ощутил мозжечком, что Земля реально круглая, причем этот шарик намного меньше, чем указывают в учебниках. Он попытался продвинуться: непроизвольное скольжение то одной лыжины, то другой было как икота. Палки все время почему-то упирались против движения. Вдруг деревяшки сорвались, стреканули, сцепились крестом, мелькнул перед глазами, будто взлетающая ворона, угол крыши сарая, взметнулся снег. В следующую секунду Женечка обнаружил себя неприятнейшим образом скрученным, вместе с лыжами, палками, наподобие потерпевшего крушение вертолета, у громадных ног клекочущего Мориса, с болью в ребрах и тяжким, как будто жидким звоном в голове.
После такой серьезной неприятности Женечке, конечно, следовало сбросить с себя деревяшки и отправиться вот хоть в ресторан, тем более не за лыжным катанием он сюда приехал. Но тут с шорохом приблизилась, правой лыжей подгребая, на левой лыже как на самокате, тоже вся изгвазданная снегом, очень сосредоточенная Кира. Пришлось выбираться из крестовин, снова все пристегивать, выскребать из-за шиворота талые комья.