Читаем Прыжок в длину полностью

Набычившись и притопнув, негодяйчик отправился на разведку. То и дело тротуары прерывались функциональными, простым железом окованными лестницами, в проемах улиц виднелась опухшая речка, перетянутая жесткими мостами, и повсюду были часы: на старых каменных башнях, медлительные, медлительнее самого времени, шагающие с усилием, тыкая стрелами в цифры, и в строгих витринах, где даже электрическое освещение было, казалось, с высоким содержанием золота, а немногочисленные экземпляры, каждый на своем постаменте, хранили от профанов дипломатическую тайну собственной цены. Эти магазины Женечка, конечно, не мог пропустить – и здесь, в дизайнерских залах, сиявших зеркалами и бронированным стеклом, ему, впервые в этой неприятной загранице, оказали уважение. Узкие мужчины в черном, выкладывая перед клиентом полированные, полновесные, словно цельными пластами отлитые хронометры, на которые Женечка показывал деревянным от холода пальцем, осторожно скашивали заблестевшие глаза на запястье русского, где вываливался из рукава, ярко желтея всеми своими каратами, благородный «ролекс». Явные теноры, они от почтительности говорили басом, хотя было ничего не понятно; тонкокостными жестами, будто сервируя невидимую трапезу, они просили показать винтажную вещицу, и Женечка любезно задирал рукав до самого локтя. Один из таких воркующих специалистов, представительный господин с маслянистым горбатым носом и лисьей сединой в редеющей, зачесанной назад шевелюре, настоятельно увлек дорогого русского гостя к небольшому, приватно освещенному столу. Почтительно приняв расстегнутый «ролекс» на бархатный подносик, специалист долго любовался часами, наставляя на них разные яркие лупы, из которых одна была большая, словно налитая медом, прихотливо оправленная в бронзу. Затем, выразив свое восхищение разными иностранными насморочными звуками, представительный господин быстро напетлил что-то на листочке и протянул довольному Женечке, вкушавшему третью чашку бесплатного кофе с шоколадками, шестизначную цифру.

Женечке этих денег было не надо, имелись свои и на более крупные покупки, но все равно он почувствовал приятность, и, конечно, большое тепло по отношению к Сергею Аркадьевичу. Он подумал, что надо бы слетать к старику, потолковать, как лучше залезать с делами в Европу. В том, что эту надутую Швейцарию, из-за краснеющих повсюду флагов с белым крестом похожую на больницу и «скорую помощь», можно отыметь по схемам, которые здесь и не снились, негодяйчик нисколько не сомневался. По счастью, подарок для Сергея Аркадьевича обнаружился, как только Женечка, весь теплый от кофе, вышел из нежно звякнувших дверей часового магазина. Наискось, через улицу, жмурилась цветными огоньками привлекательная кондитерская, и в витрине ее, в окружении замысловатых, на вид несколько фарфоровых сладостей, высились горкой на блюде золотые слитки. Оказалось, что это шоколад наивысшего качества, обернутый в фольгу золотого цвета. Все равно было очень похоже, и Женечка приобрел целую большую упаковку.

* * *

Через два часа в поезде, летевшем от сырых безлиственных рощиц, похожих на каракули, которые намарывают от скуки, к дымным от снега елям и призрачным горным вершинам, благодушный Женечка предавался фантазиям, что было бы, если бы слитки оказались вдруг настоящие. Станцию прибытия он толком не разглядел: домик, весь обведенный по контурам, включая крышу, веселыми гирляндами, был словно нарисован желтым карандашиком на бурой, разбеленной метелью бумаге ночи. Женечке показалось прикольно подкатить к отелю в конном экипаже, но впряженная в тарантасик косматая лошаденка, тянувшая мокрую, на черный гриб похожую губу к какому-то мелкому угощению на ладони длинного типа в оранжевой куртке, от негодяйчика шарахнулась. Пришлось воспользоваться общественным шаттлом, что было, конечно, не так интересно, к тому же тот самый тип в оранжевом, с ним еще трое таких же длинных, с белыми вислыми волосами, без конца грузились с каким-то снаряжением в ярко-полосатых, с логотипами чехлах, так что Женечке от нетерпения хотелось пойти пешком.

Номер люкс, доставшийся Женечке по абсурдно высокой цене, оказался довольно большой, но дико холодный, полный трепещущих, как жала, тонких сквозняков. Мебель здесь была вся из себя дизайнерская, вроде стеклянных лабиринтов и крашеных ящиков на салазках, и, пытаясь разобраться с управлением громадной, словно сканирующей клиента, как вот делается в аэропортах, душевой кабины, Женечка изрядно обрызгался. Зато квадратную кровать он одобрил. Особенно его порадовало качество матраца, способного выдержать серьезные ритмические нагрузки, и хоть вдоль на него ложись, хоть поперек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги