Елена Ивановна лежала на той же кровати у окна, что и две недели назад. В палате, кроме нее, никого не было, зеленый полусвет мягко скользил от двух настольных ламп, стоявших на тумбочках у кроватей. Глаза матери были закрыты, лицо бледно, веки запали, почернели, сейчас она очень была похожа на себя ту, с рисунков Егора, когда-то поразивших Ваню.
Братья молча остановились у матери в ногах. Открыв глаза, Елена Ивановна узнала сыновей, прошептала:
— А-а, дети… — Облизнув языком сухие губы, шевельнула рукой: садитесь.
Егор присел на стул. Ваня стоял, слезы мешали ему видеть мать.
— Вы, дети, извините… Мне… трудно разговаривать… И глаз не могу открыть…
— Товарищи, что такое? Почему в пальто? Как вы сюда попали? — Голос был такой, как будто скребли ножом по кастрюле. Егор и Ваня обернулись к двери, на пороге стояла Светлана Алексеевна. В зеленом полумраке палаты лица ее почти не было видно — только овал да круглые дыры очков. — Быстро! Быстро! — Она ткнула рукой в сторону коридора:
— Дети, не спорьте, идите… — едва слышно выдохнула Елена Ивановна.
Егор и Ваня оторопело прошли мимо Светланы Алексеевны, в коридоре остановились, думая, что она хочет им что-то сказать, объяснить. Подождали минуту, другую, Светлана Алексеевна не показывалась, тогда Егор заглянул в палату. Лечащий врач стояла у одной из тумбочек и терла пузырек о пузырек. Перехватив взгляд Егора, она тотчас выскочила в коридор.
— Вы еще не ушли? Немедленно уходите. Сию минуту! Кто вас пустил в пальто! Сегодня не приемный день! Я дежурный врач! Я категорически запрещаю! Немедленно уходите! — Она надвигалась на братьев с такой яростью, что они и опомниться не успели, как очутились на больничном дворе. Сухо, зло щелкнула за ними задвижка на двери.
Высоко над головами шумел в голых березах ледяной ветер, в небе бежали мглистые, подсвеченные ущербной луной тучи, из открытой форточки полуподвала валил густой белый пар, пахло вареными тряпками, наверное, там была посудомойка. А им нужно было еще шагать через лес к автобусу на Минском шоссе, ждать его на ветру, потом ехать до метро, и дальше, через всю Москву.
18
Приближались Ноябрьские праздники, и, как ни тяжело было Ване просить Егора помочь ему сделать новую стенгазету, просить пришлось. Правда, на этот раз Ваня старался что-то рисовать и сам, но больше мешал брату.
Увлекшись, Егор отогнал его от газеты.
Название газеты Егор написал иначе, чем в прошлый раз. Каждая буква была составлена из нескольких барабанных палочек, весь лист внизу изображал огромный барабан, казалось, палочки вращаются в воздухе, бьют в барабан, отскакивают, снова бьют, Ваня восхищенно глядел на брата: новая газета была лучше прежней. Она светилась красками, будоражила торжественной радостью праздника.
Ее повесили там же, в вестибюле первого этажа, и Ваня опять стал героем дня.
После четвертого урока в класс зашел директор школы, маленький, лысый человек в роговых очках, и в присутствии всех объявил Ване благодарность.
— Эту благодарность мы проведем официально, приказом, — сказал он, — и занесем в личное дело. Вот, дорогие мои ученики, берите пример с вашего товарища.
Теперь уже вся школа знала, кто такой Ив. Темин. На переменках ученики показывали на него пальцами, учителя при встрече приветливо кивали.
В классе за Ваней началась настоящая охота. Мальчишки наперебой предлагали свою дружбу и делились с ним всем, что у них было — от жевательной резинки до вырезанных из дерева пугачей, а девочки смотрели влюбленными глазами, вздыхали. Однажды к Ване подошла маленькая, пухленькая Рита Круглова, краснея, заикаясь от волнения, пригласила к себе в гости — у нее дома соберутся мальчики и девочки из другой школы, они хотят познакомиться с Ваней. Ваня, которого это всеобщее внимание начинало угнетать, хмуро сказал, что ему надо ехать к матери в больницу, поэтому прийти он не сможет. Круглова отошла, прикусив губу, со слезами на глазах. В другой раз Ваню пригласила на свой день рождения Лена Станкевич. Ваня сначала согласился, но потом подумал, что у него нет для Лены никакого подарка и денег нет, пока не пришлют зарплату Елены Ивановны. Идти с пустыми руками было неудобно, и он отказался.
Нина на уроках все чаще оглядывалась на Ваню, при встречах здоровалась первой, ослепляя сияньем черных глаз. Ваня краснел до кончиков ушей и сдержанно кивал.
Как-то после уроков Нина догнала его на лестнице:
— Подожди. Я хотела тебе сказать… У меня два билета на «Необыкновенный концерт» у Образцова, подруга пойти не может, не хочешь пойти?
— Я… гм… — Ваня от смущения закашлялся. — Да, спасибо. Хорошо.
— Встретимся в шесть у школы, — засмеялась Нина и, стегнув по Ваниной груди черной косой, не оглядываясь, быстро сбежала по ступенькам.
Задыхаясь от восторга и любви, возвращался Ваня домой. До шести часов было много времени, но он боялся опоздать и поэтому почти бежал.