Проучить мажора

— Пересяду на общественный транспорт, съеду на съемную хату, устроюсь на работу.

— Ох, Стас… — выражение Машкиного лица становится жутко виноватым.

— Да ладно, — усмехаюсь я. — Макдональдс — тоже ресторан, так что мой уровень жизни упадет не так уж сильно.

— Ты реально так считаешь, или только передо мной храбришься? — она недоверчиво изгибает бровь.

Женская интуиция — великая вещь. Ничем ее не проведешь.

— На самом деле, когда впервые подумал об этом — больше храбрился, — признаюсь я. — А сейчас… Кажется, я всерьез осознал, что уже давно топчусь на месте, и мне пора двигаться вперед. Самому, понимаешь?

— Понимаю, — кивает Зайцева и после недолгого молчания добавляет. — Слушай, извини, если лезу личное, но… Где твоя мама? Ты никогда о ней не упоминаешь, да и в СМИ никакой информации нет…

Поджав губы, я разворачиваюсь на спину и устремляю взгляд в выбеленный потолок.

— Прости, — тихо произносит Маша. — Тебе неприятно об этом говорить?

— Да нет, все нормально, — качаю головой, сбрасывая внезапно навалившуюся меланхолию. — По правде сказать, в этой истории нет ничего занимательного. Мои родители не были женаты, а матери я не знал. Давным-давно она работала на моего отца… Ну и… Забеременела.

На несколько мгновений замолкаю, прислушиваясь к своим ощущениям, а Маша тем временем ласково касается моей руки в ободряющем жесте. Медленно проводит пальцем по от локтя до кисти, а потом осторожно вкладывает свою маленькую, почти детскую ладонь в мою, большую и широкую.

— Когда мне было чуть больше года, у матери диагностировали рак. Она сгорела за считанные месяцы. Сам я этого всего, конечно, не помню. Просто повторяю слова отца, — крепко сжимаю хрупкие Машкины пальцы и продолжаю рассказ. — После этого я переехал к нему. Ну, точнее не к нему, а к бабушке. Фактически меня воспитала именно она, потому что отец очень много времени проводил на работе, постоянно был в разъездах и командировках.

— Сочувствую. Очень жаль твою маму.

— Да, мне тоже. Потеря матери — это, конечно, трагедия, вот только я, если честно, не прочувствовал ее в полной мере. Наверное, потому что совсем малой был. И потому что рядом со мной всегда была бабушка. Она меня и кормила, и поила, и уроки со мной делала. Даже от услуг гувернантки, которые батя ей активно навязывал, отказалась. Все сама делала. Мировая она у меня, по-другому не скажешь.

— Как здорово, — с улыбкой тянет Маша.

— Ты бы, кстати, ей понравилась, — снова поворачиваюсь к ней лицом, задорно играя бровями.

— Правда? — девушка искренне удивлена. — Почему ты так думаешь?

— Она ценит в людях живость и непосредственность, — делюсь я. — А еще обожает тех, у кого в голове живет маленькая сумасшедшинка. Это, видимо, потому что в молодости она сама была такая. Веселая, бойкая, сумасбродная. В институтские годы даже с парашютом прыгала, прикинь?

— Круто! Я тоже уже несколько лет мечтаю прыгнуть, но все никак не выходит… То времени нет, то денег. Но когда-нибудь я обязательно это сделаю! — глаза Зайцевой мерцают искорками решимости.

Блин, какая же она красивая.

Нет, серьезно, ее пухлые щечки буквально затмевают мое сознание. Смотрю на нее, и внутри все сиропом обливается. Сладким таким, тягучим. Хочется вдыхать ее, трогать… Везде-везде. За руки, за ноги и за те части тела, о которых в приличном обществе говорить не принято, но думать-то никто не запрещает…

Не знаю, может Машка владеет телекинезом? Потому что она ведь ничего не делает, только глядит на меня своими огромными лазурными глазищами, а у меня адские мурашки по всему телу бегут. И сердце долбится, как ненормальное. Все-таки есть в ней что-то ведьминское, нечеловеческое… Я с первого взгляда эта уловил.

— О чем ты думаешь? — хрипло интересуется она.

Наверняка заподозрила что-то неладное. Считала мои пошлые мысли, а теперь проверяет, слабо мне признаться или нет. Провокаторша мелкая.

— О тебе, — надавливаю на голову надоевшего бегемота и отталкиваю его к нашим ногам. — О том, какая ты сладкая, нежная, манящая, — придвигаюсь к Маше поближе и медленно кладу руку на спину, слегка прогибая ее в пояснице. — О том, как я хочу тебя…

Надо же, я так много раз произносил эту фразу прежде, но только сейчас она по-настоящему брызжет красками. По-настоящему фонтанирует не только флюидами и гормонами, но и эмоциями. Чистыми, неподдельными. Я правда хочу Машу. И, кажется, мое желание носит совсем не одноразовый характер.

Девчонка не сопротивляется. Позволяет мне быть ближе. Податливо и мягко растворяется в моих ласках. Тает, словно снежинка, соприкоснувшаяся с горячей ладонью. Слегка приоткрывает рот и медленно смыкает веки. Дразнит и зазывает, превращая искру моего желания в бушующее пламя.

В нетерпеливом жесте Маша запрокидывает голову, подставляя мне шею, и я, конечно, тут же впиваюсь в нее губами. Слизываю приятную солоноватость ее кожи и балдею от того, как она едва слышно постанывает.

— Я, наверное, буду жалеть об этом, — шепчет она на выдохе, не открывая глаз. — Но как устоять? Черт возьми, как устоять?