Распахиваю веки и тут же встречаюсь со смешливым взглядом одной из румяных танцовщиц с длинной пшеничной косой, которая толстым канатом покоится на ее плече. Ансамбль закончил свой номер, и артистки низко кланяются.
Вот и выпал мне шанс на освобождение. Сейчас склею эту танцорку, и дело с концом. Она мне вон, как глазки строит. Старательно, с энтузиазмом. Сомнений нет — приглянулся.
Ресницами хлопает, губки поджимает — уже на крючке девочка. Подойду, задвину ей какой-нибудь не сильно изощренный подкат в стиле: «Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я чертовски привлекателен. Чего зря время терять?», и она клюнет. Точно вам говорю, клюнет. У меня девяносто девять попаданий из ста. Только зараза Зайцева статистику и портит.
Поднимаюсь на ноги, по привычке взлохмачиваю волосы и уже держу курс на девиц в кокошниках, когда мое внимание неожиданно приковывает высокая фигура, возникшая у входа.
Я не могу понять, почему мои глаза вдруг сами собой дернулись в сторону человека, который с видом повелителя замер в дверном проеме, но, судя по направлению взоров других гостей, такая реакция на его появление настигла не только меня.
Наверное, вновь прибывшему не больше тридцати, но, на первый взгляд, он кажется гораздо старше. Густая, иссиня-черная борода, глубоко посаженные черные глаза с холодным мерцанием и выбритый под машинку череп — мужчина выглядит если и не угрожающе, то, как минимум, не очень дружелюбно. Скажу так: прежде чем выяснять отношения с подобным типом любой нормальный пацан десять раз подумает, а потом скажет: «Ну нафиг!» и пройдет мимо. Ибо с таким связываться себе дороже. Ну, если ты не чертов камикадзе, конечно.
Окинув взглядом празднующих, бородач неспешной походкой приближается к молодоженам. Хлопает Вадима по плечу, коротко чмокает в щеку Веру и, вручив им поздравительный конверт, направляется вглубь зала. Он весь такой вальяжный и расслабленный, но в то же время от него исходит опасность. Неочевидная, едва уловимая, тщательно замаскированная, но все же выделяющая его на фоне других гостей.
Вероятно, я слишком долго гипнотизирую взглядом чернобородого бугая, потому что в итоге его слегка сощуренные глаза останавливаются на мне. Какое-то время мы молча глядим друг на другу, а потом он отворачивается, потревоженный женской рукой, коснувшейся его плеча.
Почти одновременно с бородачом я вскидываю взор на подошедшую к нему девушку и… Обмираю.
Вздернув уголки губ, Маша подсаживается к бугаю и, заправив за ухо каштановую прядь волос, заговаривает с ним. Заинтересованно так, увлеченно. Заглядывает ему в лицо, широко улыбается, воодушевленно кивает и явно не скупится на эмоции.
Бородач, кстати говоря, тоже выглядит довольно заинтригованно. Он, само собой, не моргает по сто раз в минуту и не скалится во все тридцать два, но тем не менее в общении с Машей его суровое лицо несколько смягчается, делается более открытым и, что самое неприятное, приобретает выражение хищного желания.
Он смотрит так, будто хочет Машу. Как женщину хочет. И от осознания этого факта мое перегруженное переживаниями сердце опять начинает тягостно поднывать.
Черт подери! Что это со мной такое? Неужели я… Ревную ее?
Глава 34. Непристойное предложение.
Маша
— Ну привет, Мария, — ленивым жестом руки Мансур указывает на стул подле себя. Дескать, не стесняйся садись.
Каждый раз, когда я попадаю в его энергетическое поле, меня начинает нехило так потряхивать. Пульс сбивается, голос подскакивает на несколько октав и делается писклявым, а ладони трусливо потеют.
И даже тот факт, что у нас с Мансуром давно нет ничего общего, не успокаивает. Я по-прежнему теряюсь в его обществе. По-прежнему ощущаю себя запутавшимся подростком со сбившимися моральными ориентирами. По-прежнему чувствую себя должной.
Рядом с ним я неизбежно проваливаюсь в состояние вины, неопределенности и смутного страха, которое сопровождало меня все старшие классы школы. Гляжу на него — и мне снова шестнадцать, прямо какой-то сюрреалистичный откат в прошлое. Неприятный и совершенно неконтролируемый.
Знаете, у Мансура есть особый дар: он умеет подавлять одним лишь взглядом, одним касанием своих мглистых глаз. Ему даже слова для этого не нужны. Достаточно колкого взора из-под темных, вечно сомкнутых на переносице бровей — и человек напротив обмирает, точно парализованный.
Взгляд-убийца. Взгляд-пытка. Взгляд-капкан.
И именно так он прямо сейчас на меня смотрит.
— Нам… Нам надо поговорить, — собравшись с духом, выдыхаю я.