Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах

Нередко смертный приговор не исполнялся вовсе, причём причи­ны такого милосердия оценить обычно можно только предположи­тельно. В начале 1920-х годов в сибирских губернских чека не была приведена в исполнение заметная часть смертных приговоров. Всего за 1920 г. томские чекисты расстреляли более 230 чел. (из числа ре­абилитированных в 1990-е годы лиц), а в отношении ещё 39 осуж­дённых приговоры не были исполнены. В самом начале января 1920 г. в Новониколаевске были приговорены к смерти по одному делу комвзвода РККА Н. М. Левин и дезертир Г. Ф. Мясников-Даль- ский, похитивший у него документы, - последнего расстреляли, но относительно Левина находившийся тогда в Новониколаевске пол­пред ВЧК М. С. Кедров дал указание - уже после приговора - до­следовать его дело. В итоге, Левин был освобождён и возвращён в армию. Случалось, что одному и тому же человеку смертный приговор выносился неоднократно. Е. А. Бабинчук была Новонико­лаевской ЧК «за службу в колчаковской контрразведке» осуждена первый раз к В М Н 20 мая 1920 г., но расстреляли её после повтор­ного приговора, вынесенного 13января 1921 г.¹⁶

Активно вмешивались в судебные решения партийные власти. Нередко благодаря этому смягчалась участь осуждённых комму­нистов. В 1920 г. сотрудник Томской РТЧКА. А. Маркин был осуж­дён к расстрелу, но уже в декабре того же года его освободили по октябрьской амнистии. Секретарь югославской секции при Том­ском губкоме РКП(б) Мариус Циприяни был в том же году аресто­ван и осуждён к расстрелу с последующей заменой на тюремное заключение; в 1922 г. его выслали за пределы РСФСР. В начале де­кабря 1921 г. Сиббюро ЦК РКП(б) сочло возможным передать на поруки товарищей по партии некоего партийца Подпорина, которо­го Омская губчека осудила к расстрелу, а в конце июня 1922 г. ос­вободило приговорённого к высшей мере наказания коммуниста Макарова.

Часть осуждённых к высшей мере уцелела в 1920-1922 гг. на Алтае. Например, 13 августа 1920 г. Алтгубчека приговорила к ВМН жителя с. Енисейск Бийского уезда К. А. Горохова - как ор­ганизатора ячейки «Крестьянского союза», к тому же вооружённо­го наганом. Возможно, его пощадили и освободили (нескоро, лишь в январе 1923 г.) как провокатора, поскольку несколько месяцев спустя Горохов был принят в компартию.

Случалось, что центральные власти приказывали задерживать исполнение смертных приговоров над определёнными категориями осуждённых. Так, 25 марта 1921 г. ВЧК разослала в свои местные органы циркуляр, приостанавливавший расстрелы осуждённых лат­вийских граждан - «до особого распоряжения ВЧК».

Процесс преобразования ВЧК в ГПУ привёл к мораторию на ис­полнение многих смертных приговоров. В конце 1921 г. Иркутская губчека приговорила к смертной казни Д. О. Тизенгаузена, бывше­го вице-губернатора Якутии, но довольно скоро его освободили. Жена белого офицера Анастасия Шлюцер, осуждённая в июне 1921 г. Челябинской губчека за побег из концлагеря и распростра­нение прокламаций, в итоге не была казнена именно из-за реорга­низации¹⁷.

Быстрое окончание «Большого террора» после совместного по­становления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 г. оказалось спасительным для значительного числа арестованных. Как показал на допросе бывший оперативник отдела контрразведки УНКВД по Запсибкраю Л. А. Маслов, к осени 1937 г. камеры в «особом кор­пусе» новосибирской тюрьмы № 1 были переполнены, а учёт арес­тованных - запутан. Некоторых это обстоятельство спасло: проси­дев забытыми под замком много месяцев, они пережили период массовых казней и вышли на свободу. В тюрьмах Ленинграда к сере­дине ноября 1938 г. находилось 12.330 заключённых, из которых 2.529 были уже осуждены местной тройкой. Многие были пригово­рены к расстрелу, но уцелели благодаря ликвидации тройки и при­знанию её последних постановлений недействительными. Новый нарком Л. П. Берия специально разъяснил начальникам местных уп­равлений в телеграмме от 22 декабря 1938 г., что все приговоры к высшей мере наказания, вынесенные до 17 ноября, подлежат от­мене¹⁸.

Терминология

Коммунистическая власть нередко избегала прямого наименова­ния способа казни своих врагов. Слово «расстрел» считалось не сов­сем подходящим (кроме периода гражданской войны и 1930-х гг., когда газетные заголовки кричали о необходимости расстреливать врагов народа). Секретность казней отразилась на терминологии. От лица государства официально употребляли термины «высшая мера наказания» или «высшая мера социальной защиты». В обиходе чекисты и военные массовые убийства также маскировали различ­ными уклончивыми терминами: «разменять», «отправить в штаб Ду­хонина (Колчака)», «пустить в расход». В 1920-е годы в чекистском жаргоне появился особенно циничный термин для конспиративного обозначения расстрела - «свадьба» (надо полагать, имелось в виду венчание со смертью). Но расстреливавшие могли позволить себе и более «изысканные» выражения, вроде «переведены в состояние небытия».