Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах

Факт смерти казнённого обычно устанавливали сами оператив­ники, приводившие приговоры в исполнение, тогда как по правилам это должен был делать врач. Между тем известно, что практика расстрелов сталкивается порой с необычайной живучестью казни­мых. Отсутствие врача во время расстрелов приводило к захороне­нию живых людей, которые «на глазок» считались мертвыми.

Вот красноречивая выдержка из письма баптиста Н. Н. Яковле­ва председателю коллегии Всероссийского союза баптистов П. В. Павлову от 29 августа 1920 г., в котором живописалась рас­права над отказниками от военной службы: «В Калаче были аресто­ваны из 4 общ[ин] братья - одна часть баптисты и три евангельские христиане, всего 200 человек. Приехал трибунал 40[-й] дивизии и 100 братьев судили... 34 человека расстреляны, сначала ночью 20 человек, а потом на следующую ночь 14 человек; братья моли­лись перед казнью, которая совершалась у могил. Некоторые, еще раненые, в агонии были брошены в могилу и зарывались живыми наскоро, одному удалось бежать, он как очевидец может лично подтвердить. ,.»¹⁰.

А вот один из крайне редких для Западной Сибири 1930-х гг. слу­чаев расстрела в присутствии врача. 8 августа 1935 г. начальник Ка­менской тюрьмы Классин, начальник раймилиции Кулешов, проку­рор Добронравов и нарсудья Шулан расстреляли Г. К. Овотова. Врач судмедэкспертизы Соколов констатировал, что смерть осуж­дённого наступила только «по истечении 3-х минут». Это лишнее свидетельство того, что огнестрельное ранение головы далеко не всегда приводит к мгновенной смерти...

Местные власти, исходя из региональных особенностей, могли вносить определённые коррективы в процедуру расстрелов. Так, в Средней Азии в конце 1920-х - начале 1930-х гг. во время подав­ления басмачества приговоры над осуждёнными повстанцами пола­галось исполнять только лицам той же национальности". С точки зрения чекистов, такая «политическая корректность» помогала из­бегать возможных нежелательных толков среди многонациональ­ного населения о пришлых чужаках, которые расстреливают «на­ших».

«Небрежность при расстреле»

Документы свидетельствуют, что в период гражданской войны во многих губчека практиковались расстрелы политзаключённых без всякого приговора. Так, работник Енисейской губчека Дрожни- ков весной или в начале лета 1920 г. расстрелял в Красноярске (в подвале губчека) без суда и следствия гражданина Дергачёва, обвинённого в участии в контрреволюционной организации. Следо­ватель Тюменской губчека В. А. Колесниченко и несколько его кол­лег в ночь на 7 мая 1920 г. без суда и следствия расстреляли троих арестованных прямо во дворе губчека.

Власти хорошо знали о порядках, практикуемых в чекистском ведомстве. И недаром, ведь именно партийные структуры распо­ряжались не только жизнью, но и смертью советских людей. Сиббюро ЦК РКП(б) давало указания чекистам и трибунальцам, какую именно меру наказания вынести подследственным. Прото­колы заседаний Сиббюро ЦК полны примеров прямого вмеша­тельства главного органа власти Сибири в ожидавшиеся пригово­ры: одни ужесточались, и по ним требовали расстрелять, другие, напротив, смягчались. Один из характернейших примеров - реше­ние судьбы колчаковских министров весной 1920 г. Отметим, что в сентябре 1921 г. Сиббюро особо выделило из своего состава

С. Е. Чуцкаева в качестве представителя в полпредство ВЧК - для совместного с чекистами санкционирования приговоров к высшей мере наказания. До того времени полпред ВЧК по Сибири И. П. Павлуновский единолично давал санкции на расстрелы осуждённых.

Власти были осведомлены как о тонкостях карательной прак­тики, так и о сбоях в её осуществлении. Например, 12 января 1922 г. Сиббюро ЦК рассмотрело «дело Левченко, бывшего чле­на Омгубревтрибунала, допустившего небрежность при расст­реле одного осуждённого, следствием чего оказалось, что осуждённый остался живым», постановив исключить его из РКП(б), а дело передать в ревтрибунал¹². Расстрелы производи­лись не только в подвалах губчека, но и в укромных местах на ок­раинах городов - как правило, ночью. Иногда во время конвои­рования осуждённым удавалось бежать. Отмечались и другие случаи, по оценке властей, чекистской «халатности» во время ис­полнения приговоров. Осуждённый в июне 1920 г. Алтайской губ­чека к высшей мере за контрреволюционные действия при белой власти Т. И. Морозов (он же В. М. Колпаков) во время расстрела получил только ранение и, лишившись сознания, упал в ров. Придя в себя, он выбрался из общей могилы и затем успешно скрывался от властей в течение пяти лет (о том, как следует поступить с об­наруженным Морозовым-Колпаковым, сибирская прокуратура в 1925 г. запрашивала вышестоящие власти).