Читаем Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров полностью

Евстафьев подвинул ему и то и другое. Он машинально взял авторучку и приготовился записывать. Учительница медленно и членораздельно, как на диктанте, стала читать написанное им два дня назад сочинение. Сопя и отдуваясь, Лемещук принялся за работу. Он не возражал, ибо понимал, что спорить бесполезно. Диктовка продолжалась около часа. Следователь как будто бы занимался другими делами, но сам не выпускал удачливого абитуриента из вида. На лбу у того выступили крупные капельки пота. Наконец была поставлена точка. Клавдия Игнатьевна взяла написанное и здесь же стала проверять. Евстафьев и Лемещук с напряжением следили за ней. По мере того как бумага делалась все более и более пестрой от исправлений, Игнат мрачнел, а Евстафьев, наоборот, веселел. Учительница перевернула последнюю страницу и вывела жирную двойку с хищным изгибом шеи.

— Ваша отметка за сочинение, — подвел итог следователь.

— Это еще де доказательство, — хнычущим голосом пробормотал Лемещук, — сегодня я просто не в форме.

— А вот и доказательства, — Евстафьев подвинул ему пачку проштампованной бумаги.

Лемещук попытался изобразить на лице удивление, но, проследив за взглядом следователя, заметил свой чемодан.

«Неужели нашли и записку, ведь она была свернута в маленький комочек», — с затаенной надеждой, что этого-не случилось, подумал он.

— И записку нашли, — подтвердил его догадку следователь. — Только о ней позже.

— Я не виноват, не виноват я, товарищ следователь, — с мольбой произнес он. — Родители виноваты. Они заставили. Дяде Мише поверили. Он приезжал, говорил, что свой человек у него в институте есть — поступим со стопроцентной гарантией. Вот и поступил.

— Давайте по порядку. Кто такой дядя Миша, когда он приезжал к вам, где живет?

— Дяде Мише лет тридцать, фамилии его я не знаю, родители, наверно, знают, живет он где-то в Ставропольском крае, в прошлом выпускник этого сельхозинститута. У него здесь много знакомых, и он договорился в отношении нас троих о поступлении.

— Где он находится в настоящее время?

— Дней семь назад заезжал, проведал, оставил записку, сказал, что темы сочинений передаст по телефону его друг из института, потом уехал. Обещал быть к концу экзаменов.

— Что вы можете рассказать о его институтском друге?

— Он мне не знаком.

— Я надеюсь, Лемещук, вы не станете спорить, что и дядя Миша и преподаватель из института не из чувства гуманности устраивали ваши дела?

— Да, да. Конечно. Я понимаю. Когда уезжал, отец сказал: «Поезжай, сынок, учись, большие тысячи за тебя заплачено».

— Сколько денег дал вам отец на личные расходы? — полюбопытствовал Евстафьев.

— Так, совсем немного, тысячу рублей. С друзьями посидеть.

— Из-за таких, как вы, норовящих залезть в институт с черного хода, не проходят достойные ребята, которым положено учиться по праву.

— Я же не виноват, товарищ следователь. Сказали родители ехать, я и поехал, — Лемещук заискивающе пытался поймать взгляд Евстафьева.

Утром пришли телеграммы из Грузии и Ставрополья. В них сообщалось, что родителей всех трех абитуриентов посетил Мамаев Михаил Федорович, известный и другим жителям населенного пункта, и пообещал устроить сыновей в институт. За каждого брал по три тысячи рублей, мотивируя тем, что деньги пойдут институтским преподавателям. Проживает в г. Надеждино Ставропольского края, в настоящее время отсутствует.

— Таким образом, мы, наконец, начинаем иметь дело с реальными подозреваемыми, — заметил Верников, передавая телеграммы Евстафьеву. — Есть, как мы и предполагали, посредник, изучающий, так сказать, абитуриентную конъюнктуру, подбирающий людей, и взяткополучатель — преподаватель института. Сейчас надо бросить все силы на его поиски. И еще. Данные о Мамаеве не позволяют нам ограничиться только текущим годом, следует поднимать и прошедшие. Чувствуется — он в институте завсегдатай, а три наших абитуриента не первые люди, которых он протаскивает. И поработайте по-настоящему с Хватовой. Девушка растеряна, она, безусловно, виновата, но и в какой-то степени злоупотребили ее доверием. Надо найти к ней подход. Ведь наш Икс, скорее всего, получал бланки от нее. Почему она так близко принимает случившееся к сердцу? Может, тот человек ей не безразличен, она боится его подвести. Обратите особое внимание на Варакина. По словам Прянишниковой, он был с девушкой близок, может, намеренно сошелся, желая использовать в своих целях. Изучите попристальней Варакина, ну, естественно, и Кузьмина. И смелее опирайтесь на здоровые силы в институте, ведь многих сложившийся порядок приема возмущает. А нам надо не только обезвредить двух-трех преступников, но и сделать так, чтобы перекрыть все лазейки в дальнейшем. В этом я вижу главную задачу следствия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука