Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

— Я могу только догадываться, доказательств у меня нет. Причем я не раз выступала на собраниях и говорила, что система приема абитуриентов у нас не выдерживает критики. Не соблюдается режим секретности, а чего стоит только один список ректората, где перечислены лица, поступление которых наиболее целесообразно. Я далека от мысли видеть в этом списке криминал, но ведь такой лазейкой могут воспользоваться и другие.

— Скажите, Ольга Петровна, каким образом бланки из вашего сейфа могли попасть к задержанным вчера во время экзаменов абитуриентам.

— Почему вы считаете, что они попали к ним из моего сейфа? Ведь прежде чем оказаться у меня, они проходят определенный путь. Я технической работой не занимаюсь. Есть секретарь-машинистка подготовительного отделения Хватова. Она получает в учебной части института бланки вкладышей для письменных экзаменов и в канцелярии штампует их институтским штампом. Уже оттуда они попадают мне, а я выдаю их председателю предметной комиссии.

— Следовательно, Хватова может отштамповать их сколько угодно?

— Ваше предположение уже из области догадок, но теоретически вполне возможно.

— Но ведь это же бланки строгой отчетности, — возмутился следователь, — почему же рядовой технический работник распоряжается ими, как хочет? Вот и почва для злоупотреблений.

Прянишникова опустила голову. Ей было все трудней и трудней отвечать на вопросы. И хотя причастность ответственного секретаря к незаконному приему в вуз, по-видимому, исключалась, доля ответственности за грубое нарушение правил ложилась и на нее.

— Конечно, — мрачно согласилась она. — В этом как раз и состоит порочность организации приема абитуриентов в нашем институте. Слишком много ответственных.

— Хватова, на ваш взгляд, способна злоупотреблять доверенными ей бланками?

— Не то чтобы намеренно, а в порядке оказания дружеской услуги вполне. Ну там, знаете, за духи, шоколадку и совсем не задумываясь о последствиях. Она крайне легкомысленна. Кое-кто знает эту ее слабость и крутится вокруг.

— Ольга Петровна, вы все больше высказываете общие рассуждения, а не могли бы откровенно назвать конкретную фамилию сотрудника института, способного за взятку оказать помощь при поступлении в институт?

Прянишникова ухмыльнулась и искоса взглянула на следователя.

— Тут вы, Владимир Григорьевич, перегнули. Способен или не способен человек совершить преступление, это, как мне помнится, из преданной анафеме теории о биологических причинах преступности. А вот людишки, которые крутятся вокруг Хватовой, есть. Варакин, например, наш преподаватель физики, Кузьмин с кафедры микробиологии. С первым, кажется, ее связывали отнюдь не платонические отношения.

Напряженная работа пока не привела к обнаружению организатора незаконных поступлений в институт. Как выяснилось, Саидов и Кудрявцев, хотя и пытались попасть в институт подобным образом, однако сами взяткодателями не были. Лемещук еще отсутствовал, но и он вряд ли был тем, кого они искали. Ведь он только абитуриент, пытавшийся поступить в этом году, а по делу уже угадывалась система, причем имевшая более глубокие корни.

Евстафьев наметил следующую версию по отысканию взяткодателей и взяткополучателей: определенное лицо находит желающих поступить в институт или, скорее всего, их родителей и вымогает у них взятку для преподавателя или преподавателей института. Это означает, что надо искать еще, по меньшей мере, двух человек — посредника и взяткополучателя. Кто же они? С кого начать?

Сизов и еще один работник ОБХСС получили задание выехать один в Грузию к родителям Саидова, другой — в Ставропольский край к родителям Лемещука и Кудрявцева. Евстафьеву же предстояла встреча с машинисткой подготовительного отделения, которая имела непосредственный доступ к экзаменационным бланкам.

Хватова выглядела, как маленькая, взъерошенная птица. Глаза ее беспокойно рыскали по кабинету следователя. Вызов оказался для нее неожиданным.

— Вы, наверно, по поводу моей соседки — Клавы Трошиной? — высказала она догадку.

— Чем она знаменита?

— Она же на мясокомбинате работает, ну и приносит нам кое-что… за деньги, конечно. Из милиции интересовались, мы все рассказали.

Евстафьев сделал отметку в блокноте.

— Клава у вас печально знаменита. А вы ее оправдываете?

— Н-не совсем, но ведь у нее дети, муж бросил, жить-то надо.

— Но не за счет государства, — возразил следователь, с любопытством рассматривая Хватову.

У той уже, пожалуй, сложилась твердая жизненная позиция, в которой место таким незначительным, на ее взгляд, нарушениям выведено за скобки понятия преступления.

— А если бы вы работали на мясокомбинате, поступали бы так же? — спросил Евстафьев.

— Я… я нет, — не очень уверенно ответила она.

— Хорошо. Допустим, аналогичная же возможность представилась вам в институте. Использовали вы бы ее?

— Какие у нас продукты?

— Ну а если бы вас попросили оказать дружескую услугу, которая не входит в рамки дозволенного?

Хватова забеспокоилась. История с сочинениями еще не дошла до нее, но настойчивость следователя стала смутно тревожить.