Пока работники ОБХСС делали обыск, Евстафьев начал допросы. Первым вызвал Саидова. Тот по-прежнему был деморализован.
— Главный мой вопрос, — сказал следователь, тщательно записав анкетные данные, — где вы достали чистые бланки института? И предупреждаю — чистосердечное признание будет принято во внимание:
— Я не знаю, — заныл Теймурхан, размазывая по щекам слезы.
— Вы понимаете, что такой ответ несерьезен. Это не детская игра… Будете молчать — расскажет Кудрявцев или Лемещук.
— Это он, это он, он втянул нас, — вскочил со стула Саидов. — Я говорил, я знал, что это плохо кончится.
— Значит, бланки вы получили от Лемещука.
— Да.
— А откуда он их брал?
— Не знаю, честное слово, не знаю. Слышал, что достает кто-то из работников института, а вот кто, не знаю. Поверьте мне.
Он намеревался бухнуться на колени, но Евстафьев почти силой заставил его сидеть.
— Кто и когда сообщал вам темы сочинения?
— Тоже Игнат.
— Но ведь темы становятся известными не раньше чем за сутки перед экзаменом. Откуда же он их узнает?
— Лемещуку кто-то звонит утром и сообщает.
«Пожалуй, больше ему и неизвестно, — подумал следователь. — В детали Лемещук человека с таким характером не посвятит».
Кудрявцев слово в слово повторил показания Саидова. Допрос еще не закончился, когда на пороге кабинета появился Сизов, приехавший с обыска. Попросив Кудрявцева выйти, он передал следователю пачку проштампованных чистых экзаменационных бланков белого цвета и записку следующего содержания:
«Перед каждым экзаменом с 8 до 8.30 ждать звонка. 8.08, 9.08 с 8 до 8.30 сочинение зоофак. 14.08, 15.08 с 8 до 8.30 сочинение мехфак».
Документы были изъяты из-за обшивки чемодана Лемещука. Вызвали из коридора Саидова и Кудрявцева.
— Где может находиться ваш приятель? — спросил Евстафьев.
— Гуляет где-нибудь, веселится, — хмуро бросил Кудрявцев. — Ему-то что — почти студент.
— Вот именно, почти. Почти, как и вы. Ладно, отправляйтесь домой. С вами поедут наши сотрудники и дождутся Лемещука. Вы же не пытайтесь каким-либо образом предупредить его о случившемся.
— Что вы, что вы, — наперебой стали уверять они, довольные тем, что так трагически начавшийся день заканчивается не совсем печально.
Проводив их, Евстафьев поднялся к прокурору.
— Как успехи? — спросил тот, устало потирая ладонью виски.
Следователь доложил результаты проделанной работы.
— Знаете, Владимир Григорьевич, — заметил, выслушав его, Верников. — Вы на верном пути, но проверяете пока только одну узкую линию Саидов — Кудрявцев — Лемещук — неизвестный работник института. Но ведь все упирается в бланки, а их может достать только должностное лицо института. Кстати, бланки не фальшивые?
— На первый взгляд нет. Позже я проведу криминалистическую экспертизу.
— Эти бланки находятся у ответственного секретаря приемной комиссии Прянишниковой. Ее характеризуют положительно, но ведь их могли и украсть, а потом можно просто ошибиться в оценке человека. Надо подойти к делу с этой стороны и, таким образом, быстрее достигнуть результатов.
В этот вечер Евстафьев еще долго ждал звонка от Сизова, но так и не дождался. Лишь утром на следующий день он узнал, что Лемещук не ночевал дома.
Итак, теперь многое зависело от разговора с ответственным секретарем приемной комиссии Ольгой Петровной Прянишниковой, человеком, пользующимся немалым авторитетом в институте. В прошлом комсомольский работник, ныне доцент, кандидат наук, она слыла человеком, к которому лучше не подходить со всякими незаконными просьбами — сделает наоборот, да еще на партсобрании поднимет вопрос. Из-за этого многие ее недолюбливали.
«Неужели бланки уходят через нее?» — думал Евстафьев, ожидая с минуты на минуту появления этой женщины.
В дверь раздался решительный стук, и на пороге появилась высокая женщина с резкими чертами лица.
— Я Прянишникова, — отрывисто сказала она и уселась в глубокое кресло напротив следователя.
— Ольга Петровна, — спросил Евстафьев, — вы, вероятно, догадываетесь, по какому поводу мы вас пригласили?
— Пожалуй, — ответила она. — Удивляюсь только, что поздновато.
— Как вас понимать?
— А очень просто — надо было вызвать несколько лет назад. У нас около приемной комиссии давно крутятся различные темные типы, пытаются протащить своих подопечных, я в силу своих возможностей мешаю, но думаю, что порой им это удается вопреки моему сопротивлению.
— Конкретно, каких типов вы имеете в виду?
— Разных. Некоторых я вообще не знаю, другие действуют через кого-то из наших преподавателей. Однако разовые ходатайства не так страшны, хуже, когда дело принимает организованный характер.
— Даже таковой имеется?