Читаем Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров полностью

Пока работники ОБХСС делали обыск, Евстафьев начал допросы. Первым вызвал Саидова. Тот по-прежнему был деморализован.

— Главный мой вопрос, — сказал следователь, тщательно записав анкетные данные, — где вы достали чистые бланки института? И предупреждаю — чистосердечное признание будет принято во внимание:

— Я не знаю, — заныл Теймурхан, размазывая по щекам слезы.

— Вы понимаете, что такой ответ несерьезен. Это не детская игра… Будете молчать — расскажет Кудрявцев или Лемещук.

— Это он, это он, он втянул нас, — вскочил со стула Саидов. — Я говорил, я знал, что это плохо кончится.

— Значит, бланки вы получили от Лемещука.

— Да.

— А откуда он их брал?

— Не знаю, честное слово, не знаю. Слышал, что достает кто-то из работников института, а вот кто, не знаю. Поверьте мне.

Он намеревался бухнуться на колени, но Евстафьев почти силой заставил его сидеть.

— Кто и когда сообщал вам темы сочинения?

— Тоже Игнат.

— Но ведь темы становятся известными не раньше чем за сутки перед экзаменом. Откуда же он их узнает?

— Лемещуку кто-то звонит утром и сообщает.

«Пожалуй, больше ему и неизвестно, — подумал следователь. — В детали Лемещук человека с таким характером не посвятит».

Кудрявцев слово в слово повторил показания Саидова. Допрос еще не закончился, когда на пороге кабинета появился Сизов, приехавший с обыска. Попросив Кудрявцева выйти, он передал следователю пачку проштампованных чистых экзаменационных бланков белого цвета и записку следующего содержания:

«Перед каждым экзаменом с 8 до 8.30 ждать звонка. 8.08, 9.08 с 8 до 8.30 сочинение зоофак. 14.08, 15.08 с 8 до 8.30 сочинение мехфак».

Документы были изъяты из-за обшивки чемодана Лемещука. Вызвали из коридора Саидова и Кудрявцева.

— Где может находиться ваш приятель? — спросил Евстафьев.

— Гуляет где-нибудь, веселится, — хмуро бросил Кудрявцев. — Ему-то что — почти студент.

— Вот именно, почти. Почти, как и вы. Ладно, отправляйтесь домой. С вами поедут наши сотрудники и дождутся Лемещука. Вы же не пытайтесь каким-либо образом предупредить его о случившемся.

— Что вы, что вы, — наперебой стали уверять они, довольные тем, что так трагически начавшийся день заканчивается не совсем печально.

Проводив их, Евстафьев поднялся к прокурору.

— Как успехи? — спросил тот, устало потирая ладонью виски.

Следователь доложил результаты проделанной работы.

— Знаете, Владимир Григорьевич, — заметил, выслушав его, Верников. — Вы на верном пути, но проверяете пока только одну узкую линию Саидов — Кудрявцев — Лемещук — неизвестный работник института. Но ведь все упирается в бланки, а их может достать только должностное лицо института. Кстати, бланки не фальшивые?

— На первый взгляд нет. Позже я проведу криминалистическую экспертизу.

— Эти бланки находятся у ответственного секретаря приемной комиссии Прянишниковой. Ее характеризуют положительно, но ведь их могли и украсть, а потом можно просто ошибиться в оценке человека. Надо подойти к делу с этой стороны и, таким образом, быстрее достигнуть результатов.

В этот вечер Евстафьев еще долго ждал звонка от Сизова, но так и не дождался. Лишь утром на следующий день он узнал, что Лемещук не ночевал дома.

Итак, теперь многое зависело от разговора с ответственным секретарем приемной комиссии Ольгой Петровной Прянишниковой, человеком, пользующимся немалым авторитетом в институте. В прошлом комсомольский работник, ныне доцент, кандидат наук, она слыла человеком, к которому лучше не подходить со всякими незаконными просьбами — сделает наоборот, да еще на партсобрании поднимет вопрос. Из-за этого многие ее недолюбливали.

«Неужели бланки уходят через нее?» — думал Евстафьев, ожидая с минуты на минуту появления этой женщины.

В дверь раздался решительный стук, и на пороге появилась высокая женщина с резкими чертами лица.

— Я Прянишникова, — отрывисто сказала она и уселась в глубокое кресло напротив следователя.

— Ольга Петровна, — спросил Евстафьев, — вы, вероятно, догадываетесь, по какому поводу мы вас пригласили?

— Пожалуй, — ответила она. — Удивляюсь только, что поздновато.

— Как вас понимать?

— А очень просто — надо было вызвать несколько лет назад. У нас около приемной комиссии давно крутятся различные темные типы, пытаются протащить своих подопечных, я в силу своих возможностей мешаю, но думаю, что порой им это удается вопреки моему сопротивлению.

— Конкретно, каких типов вы имеете в виду?

— Разных. Некоторых я вообще не знаю, другие действуют через кого-то из наших преподавателей. Однако разовые ходатайства не так страшны, хуже, когда дело принимает организованный характер.

— Даже таковой имеется?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука