Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

— Скажите, Таня, ведь это вы передаете Прянишниковой бланки для сочинений?

Хватова вспыхнула как факел и беззвучно зашевелила губами. Потом тихо произнесла:

— Да.

— Когда вы это делаете?

— В день экзамена.

— Расскажите подробней об этой системе.

— Беру в учебной части количество бланков, соответствующее числу абитуриентов, за день проштамповываю их и затем прячу в свой сейф. Утром отдаю Прянишниковой.

— Вы проштамповываете бланков ровно столько, сколько в наличии абитуриентов, или больше? Ведь кое-какие могут быть испорчены.

— Запасных иногда… две-три штуки, — помедлила она с ответом, опасаясь подвоха.

Однако глаза следователя были спокойными и сочувствующими.

— Что вы с ними делаете потом, если они не понадобятся?

— У-уничтожаю.

«Надо срочно послать сделать обыск в ее рабочем столе и сейфе», — подумал Евстафьев и стал соображать, как естественней прервать допрос.

Его выручил спасительный звонок. Взяв трубку, он, не слушая удивленного собеседника, сказал:

— Обязательно, сейчас же зайду.

Извинившись перед Хватовой, он попросил ее подождать в коридоре и поднялся в приемную Верникова. Вернулся с постановлением о производстве обыска.

— Собирайтесь, — холодно сказал он Хватовой. — Мы поедем в институт и сделаем обыск в вашем столе и сейфе.

Та изменилась в лице и замерла, не двигаясь. Следователь тронул ее за плечо, и она, медленно переступая, пошла к машине. По поведению Хватовой Евстафьев понял, что обыск должен дать результат.

Сотрудники канцелярии встретили необычное шествие с удивлением. В маленькой комнатушке, где едва умещалась пишущая машинка и старый обшарпанный сейф, Хватова встала как истукан. Пригласив в качестве понятых двух работников канцелярии, Евстафьев потребовал у машинистки ключи от сейфа. Так же молча она передала ему их. Открыли верхнюю часть. Под пачками писчей бумаги и копировки было обнаружено двадцать проштампованных бланков. Когда же распахнулась дверца нижнего отделения, там нашли девять плиток шоколада, несколько флаконов духов и недорогие безделушки.

— Кому предназначались эти бланки? — сухо спросил Евстафьев.

Девушка вдруг рухнула на пол и забилась в истерике. Попытки привести ее в себя окончились неудачей. Пришлось вызвать «скорую», которая увезла ее в больницу. Следователь вернулся в прокуратуру. Едва он переступил порог кабинета, как раздался звонок. Звонил Кротов.

— Наши ребята задержали Лемещука, — сообщил он. — Оказывается, провел ночь у продавщицы овощной палатки на центральном рынке. Отмечал свое поступление.

— Как он отнесся к своему задержанию?

— Ругается нецензурно, говорит, что оклеветали, хотя и не объясняет в чем. Ну и, конечно, боится. Сейчас его доставят к вам.

В сопровождении работников милиции Лемещук появился минут через тридцать.

— Что надо? Что надо? — громко возмущался он, брызгая слюной. — Такой день у меня, такой день, а тут хватают, понимаешь, ведут.

Он так энергично жестикулировал руками, что сбил со стола настольную лампу.

— Платить придется — имущество государственное, — с иронией заметил Евстафьев, а Лемещук тут же, не возражая, полез за бумажником.

Следователь жестом остановил его и предложил сесть.

— С каким счастливым днем вас можно поздравить? — спросил он.

Игнат вскочил было со стула, но тут же опустился вновь.

— Большой день — в институт поступил.

— Разве экзамены уже окончились?

— А… — скривился тот. — Главное, сочинение, остальное ерунда.

— Какую же оценку вы получили за сочинение?

У Игната екнуло сердце. Мысль о разговоре со Скворцовым не оставляла его в покое. Он пытливо посмотрел на следователя.

Лицо того оставалось непроницаемым.

— Четыре получил, хорошо, значит. Два года с репетиторами занимался.

— Значит, с репетиторами? — Евстафьев опустил голову и принялся что-то внимательно изучать.

Лемещук напряг зрение и с ужасом увидел перед следователем свое собственное сочинение, которому полагалось быть в приемной комиссии, но уж никак не в прокуратуре. «Дело, видимо, серьезное», — сообразил Игнат и стал судорожно обдумывать линию защиты. Однако думать долго ему не пришлось. В кабинет вошла седая женщина, и Евстафьев представил ее Лемещуку:

— Учитель русского языка и литературы Клавдия Игнатьевна Козенко, преподает этот предмет лет тридцать, — сказал он и передал ей сочинение.

Та бегло просмотрела и, как на школьном уроке, бесстрастно сказала Игнату:

— Возьмите ручку и листок бумаги.