Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

«Наверное, Маргарита», — подумал Кашелев про девочку.

И от этой фотографии у него сжалось сердце. Улыбающееся детское лицо, раскрытые всему миру счастливые глаза…

И вот теперь Маргарита лежит на кушетке под фотографией, уйдя из жизни сама, по своей воле.

Веревка, на которой она повесилась, валялась у вешалки. Крепкая, новая пеньковая веревка.

Вокруг настольного зеркала веером торчали фотографии артистов: Евгений Самойлов, Владимир Дружников, Павел Кадочников, Любовь Орлова, Вера Марецкая, Людмила Целиковская.

Кумиры тех лет.

Рассматривая снимки артистов, Кашелев задержался на Орловой. И вдруг подумал, что умершая чем-то похожа на нее. Такой же мягкий женственный овал лица, пышные светлые волосы, разлет бровей.

Затем следователь ознакомился с расположением всей квартиры. Выяснилось, что две комнаты занимали родители Георгия, мужа умершей. В четвертой жила одинокая женщина, которая в настоящее время находилась на работе. Помимо коридорчика и кухни, других помещений не было. Туалет находился на улице. Отапливались печами. Дрова и уголь хранились в сарайчике неподалеку от дома.

Понятые подписали протокол, и Кашелев отпустил их.

Судмедэксперт уже закончил составлять предварительное заключение. Вручая его Кашелеву, он спросил:

— Труп можно отправить в морг?

— Да, конечно, — ответил следователь.

Санитары положили на носилки тело, накрыли простыней. Вынести носилки оказалось не так просто: слишком узок был коридорчик.

Свекровь покойной, наблюдая за тем, как мучаются мужчины в белых халатах, спросила срывающимся голосом:

— Товарищ следователь, когда хоронить-то можно, а?

— Через два-три дня, — ответил Кашелев. — Позвоните мне.

— Пятого, что ли? В праздник? — произнесла со вздохом Велемирова. — Может, раньше?

«У людей такое горе, а я с ними официально, сухо», — подумал Кашелев и извинительно пробормотал:

— Хорошо, хорошо… Постараемся раньше…

— Спасибо, товарищ следователь, — сказала Валентина Сергеевна и вдруг всхлипнула: — Люди радоваться будут, праздник справлять, а у нас — поминки…

Кашелев впервые видел ее слезы. Видимо, она могла сдерживать себя. И вообще, производила впечатление серьезной, несуетливой женщины.

— Мне нужно кое-что выяснить, — сказал Кашелев.

— Это понятно. Работа у вас такая… Может, зайдете к нам в комнату?

— Сначала я хотел бы поговорить с Николаем Петровичем.

— Поговорите, почему бы нет, — сказала Велемирова.

Ее муж был на кухне. Услышав, что с ним желают побеседовать, он поспешно загасил папироску в старом блюдце с отбитыми краями и прошел с Кашелевым на половину, что занимал с женой.

Комната была побольше той, в которой жили Георгий и Маргарита. И обстановка получше.

Уселись за стол. Кашелев вынул бланк протокола допроса свидетеля и стал заполнять данные Велемирова. Николай Петрович наблюдал за действиями следователя с безразличием, на вопросы отвечал неохотно и односложно. У Велемирова было морщинистое темное лицо, дряблая кожа, на шее висевшая складками. Следователь удивился, что ему всего пятьдесят три года. Выглядел он лет на десять старше.

— Где работаете? — спросил Кашелев.

— В ЦЫ шлка, — буркнул Велемиров.

— Где, где? — переспросил следователь, потому что ко всему прочему у Николая Петровича была жуткая дикция: проглатывал буквы, а то и целые слоги.

— Там, — показал куда-то Велемиров. — В Теплом проезде…

С трудом Кашелеву удалось понять, что речь идет о Центральном научно-исследовательском институте шелка.

Выяснилось, что Велемиров имеет среднетехническое образование — закончил в двадцатых годах тракторный техникум.

— Расскажите, пожалуйста, как все случилось, — попросил Кашелев. — Только подробнее.

— Подробно, значит… — медленно проговорил Велемиров.

Он достал из кармана пиджака пачку «Беломора», закурил. Руки у него дрожали.

«Контуженный», — вспомнил слова его жены следователь. Он не торопил допрашиваемого.

— Ну, значит, разложился я в кухне… Давно уже хотел привести лодку в божеский вид, — продолжил Николай Петрович, а Кашелев подумал: вот откуда там доски, фанера. — Оглянуться не успеешь — лето. Потом некогда будет… Жена пошла в магазин… Мара у себя в комнате… Еще я за водой сходил. К колонке… Вернулся… На плите в выварке белье кипит, через верх плещет… Я стукнул к Маре. Не отвечает. Крикнул ей: выйди, мол, белье посмотри… Молчит… Я приоткрыл дверь… Она висит в петле… Что делать, не знаю. Растерялся… А тут жена приходит из магазина… Закричала, выбежала… Вернулась с соседкой… Потом жена, значит, в поликлинику, а мы с соседкой сняли… Сам я пытался, не смог. Тяжелая она, Мара… Пришли жена и врач… Укол сделали… Поздно… Вызвали милицию…

Велемиров замолчал. Казалось, ему с огромным трудом дался этот более-менее связный рассказ.

— Давайте теперь уточним кое-что, — сказал следователь. — В котором часу ваша жена ушла в магазин?

— Я не смотрел на часы.

— Ну хотя бы приблизительно?

— Одиннадцать уже было, — после долгого раздумья ответил Велемиров.

— Когда вы постучали к Маргарите?

Снова долгая пауза.