Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

Это был журнал «Совьет лэнд» с очерком, посвященным ему, Валерию Павловичу Виноградову, прокурору Старицкого района Калининской области. О нем говорилось не только как о человеке, стоящем на страже закона, но и как мастере спорта СССР, боксере, воспитателе юношества. Распространяемый в Индии с целью ознакомления общественности с жизнью Советского Союза, журнал выписывается и хозяином кемпинга, и тот запомнил броско поданный фотоочерк о Виноградове. Запомнил хотя бы потому, что был поражен тем, как представитель привилегированного, по его понятиям, круга общества запросто выходит на ринг, причем не один, а с мальчишками разного возраста, которых тренирует в свободное от работы время. Такое не укладывалось в голове, и, признаться, сказал он тогда переводчику, не совсем поверил напечатанному. Не поверил, но запомнил: и сам рассказ, и доброе, чуть скуластое лицо прокурора, его улыбчивые глаза, мягкие, полные губы (по народным приметам, признак сердечности).

И теперь, увидев его в кемпинге, хозяин обомлел, не поверив поначалу глазам: мистер Виноградов, словно сойдя со страниц красочного журнала, предстал перед ним собственной персоной. Было от чего прийти в изумление. Ну, тут он своего шанса не упустит. Не успокоившись до тех пор, пока не узнал у гостя, все ли правдиво в очерке, индиец немедленно запросил у Валерия Павловича автограф. Разумеется, на журнале. Через несколько дней автограф в увеличенном виде красовался на одной из рекламных витрин кемпинга. Правда, мистер Виноградов тоже оказался смекалистым и тут же попросил хозяина раздобыть ему экземпляр «Совьет лэнда», что и было незамедлительно исполнено. Отправленный за ним посыльный вскоре вернулся с несколькими журналами.

Потом у себя в номере Валерий Павлович со смешанным чувством радости и неловкости рассматривал свое изображение, ожидая прихода переводчицы. Почему-то с грустью вспомнил свою мать: как бы порадовалась она сейчас за сына…

Помнил он ее плохо — она умерла, когда ему было всего восемь лет. Очень шустрый и бойкий мальчишка, он не прочь был подраться со сверстниками, организовать набег на чужой сад и часто доводил мать чуть ли не до полного отчаяния. «Посмотрел бы на тебя отец…» Это были самые сильные слова упрека, с которыми она обращалась к сыну. Родился Валерий в санитарном поезде, переполненном ранеными бойцами, — мать его была медсестрой. Отца своего никогда не видел. Его отец, военный летчик, сражался с фашистскими стервятниками. И что самое трагичное — погиб спустя несколько дней после 9 мая 1945 года в боях с не желавшими капитулировать гитлеровцами из группировки генерал-фельдмаршала Шернера. Осатаневший фашистский командующий не пожелал прекратить бессмысленное сопротивление и обрек на гибель многих своих и чужих солдат.

Жена пережила мужа всего на четыре года. Так Валерий остался круглым сиротой. Но даже в этой тяжелой, необратимой беде ему повезло: его взяла на воспитание сестра матери Прасковья Петровна Виноградова, учительница истории и замечательный, редкой души человек, коммунист. Она не имела своей семьи, все свободное время проводила в школе, занималась с ребятами в кружках и посещала их родителей. Теперь появилась новая забота, и Прасковья Петровна окунулась в нее со свойственной ей страстью.

Виноградов до сих пор не может понять, как это ей удалось, такой тихой, скромной, почти незаметной, совладать с ним — горячим, нетерпеливым, заводным и вместе с тем неорганизованным мальчишкой. Но сколько бы Валерий Павлович ни напрягал сегодня память, не припомнить ему случая, чтобы она кричала на него или хотя бы повысила голос.

Всегда ровная, спокойная, не поддающаяся раздражению, Прасковья Петровна вела себя так, будто никаких проступков его не замечала. Лишь укоризненно поглядывала на него. Иногда усаживала рядом с собой, чтобы рассказать еще одну историю из биографии тех, чьи имена значились в учебниках. Говорила с увлечением, страстью, обходясь, однако, без нравоучений и параллелей. В этом крылась небольшая педагогическая хитрость: мальчик ожидал укоров, сравнений (не в его пользу, разумеется) с теми, чью жизнь тетя так красочно живописала, а их не было. Дескать, разберись сам. Подумай, соотнеси свои поступки с их.

Он слушал, и ему действительно становилось порой невыносимо стыдно, что доставляет ей столько хлопот. Ей, этой милой и доброй женщине, целыми днями занятой в школе, да еще обремененной из-за него кучей домашних забот. Валерий на время затихал, становился исполнительным, преданно заглядывал ей в глаза, ожидая, видимо, похвалы, но Прасковья Петровна лишь молча улыбалась, изредка поглаживая его по голове.

Впрочем, умела она быть и твердой, решительной, не допускающей никаких возражений. В такие минуты лицо ее приобретало суровое, непроницаемо жесткое выражение. Разговаривала короткими, рублеными фразами, но с въедливо-ехидной вежливостью, что особенно действовало на него.