– Приятно познакомиться! – невнятно говорю я, а он продолжает колотить по груше. Затем мое внимание привлекает какое-то движение на уровне пола, и я недоверчиво таращусь. К нам по бетонному полу приближается какой-то
Гарольд замечает его одновременно со мной и разражается бешеным лаем. Я хватаю его за поводок, прежде чем он успевает напасть, и мы оба с волнением наблюдаем, как робот скользит к Нихалу.
– Уверен, Гарольд привыкнет, – говорит Мэтт.
– Но что это? – говорю я, сбитая с толку.
– Робот. – Мэтт пожимает плечами. – У нас их несколько. Для пива, для пиццы, для чипсов…
– Но зачем? – спрашиваю я, еще больше сбитая с толку, и мужчина смотрит на меня так, как будто не понимает вопроса.
– Облегчает жизнь. – Он пожимает плечами. – Пойдем, покажу тебе свою комнату, а потом принесу выпить.
В комнате Мэтта черные стены, серый бетонный пол, а над кроватью – скульптура Лысого волка, на которую я очень стараюсь не смотреть, когда распаковываю вещи Гарольда. (Почему он
Я расстелила кровать и одеяло Гарольда и обрызгала все эфирным маслом. Когда Мэтт входит, держа в руках по бокалу вина и пива, я восклицаю: «Все готово для ночевки!»
– В моей семье собакам запрещено входить в спальню, – отзывается Мэтт, и я смеюсь, потому что у него действительно тонкое чувство юмора. Но когда я поднимаюсь на ноги, я вижу, как он хмурится, и мое сердце падает. Это не юмор. Он говорит серьезно. Он это
– Гарольд всегда спит со мной в одной комнате, – объясняю я, пытаясь скрыть растущее беспокойство. – Иначе ему будет одиноко.
– Уверен, ему будет хорошо на кухне, – говорит мужчина, как будто я ничего не сказала. – Мы можем поставить его кровать там, ему будет очень удобно. Правда, Гарольд?
– На самом деле я не думаю, что ему будет удобно, – говорю я. Я пытаюсь непринужденно улыбнуться, но чувствую себя совершенно не в своей тарелке. – Мой пес – не бытовой прибор, он не спит на кухне. Он будет скучать по мне. Он будет скулить. Так не получится. Это просто… ну, ты понимаешь. Это так. Прошу прощения.
Мэтт окидывает взглядом Гарольда, собачью подстилку и снова смотрит на меня. Я продолжаю улыбаться, но выпячиваю подбородок и сжимаю кулаки. Я имею в виду, что это в принципе не подлежит обсуждению. И я думаю, Мэтт это понимает.
– Хорошо, – наконец говорит он. – Итак…
– Все будет хорошо, – быстро говорю я. – Все будет хорошо. Ты его даже
Не буду упоминать, что Гарольд всегда начинает спать на своей кровати, но ночью в какой-то момент присоединяется под одеялом ко мне. Мы сможем пересечь этот мост, когда подойдем к нему.
– Я сложила кое-какие вещи в один из ящиков в ванной, – весело говорю я, меняя тему. – Тот, что слева.
– Круто, – кивает Мэтт. – Женевьева там всегда… – Он замолкает, и наступает колючая тишина, во время которой у меня кружится голова.
Женевьева?
Конечно, у него была Женевьева. Конечно, у него есть прошлое. Мы взрослые люди, у нас обоих есть прошлое.
Мэтт бросал на меня настороженные взгляды, и теперь он переводит дыхание.
– Женевьева была моей…
– Да! – обрываю я его. – Я понимаю. Девушкой. У тебя есть история. Она есть у нас обоих.
– Но вот что я думаю, – продолжаю я, прежде чем Мэтт успеет выпалить что-нибудь бесполезное, например, о том, как она была великолепна в постели. – Нам повезло. Мы встретились в волшебном, чудесном пузыре. Мы ничего не знали друг о друге. У нас не было багажа.
– Наверное, – соглашается Мэтт.
– Мне не нужно ничего знать о Женевьеве, – говорю я, пытаясь подчеркнуть эту мысль. – Меня не интересует Женевьева! Плевать я на нее хотела! И тебе не нужно знать о Расселе.
– Рассел? – настораживается мужчина. – Черт возьми, кто такой Рассел?
Ох, ЛАДНО. Может быть, мне не следовало упоминать имя Рассела.
– Не имеет значения! – отмахиваюсь я. – Старая история! Багаж! Мы
– Согласен. – Мэтт смотрит на меня, и его глаза ласково щурятся. – И да, нам повезло. – К нам подходит Гарольд, Мэтт наклоняется и гладит его по голове. – Что касается тебя, – насмешливо-строгим тоном обращается он к Гарольду, – тебе лучше не храпеть.
– Он не храпит, – искренне заверяю я Мэтта.