Мы идем, и я оглядываюсь вокруг сияющими глазами, потому что это район Мэтта. Часть его самого. И это великолепный район Лондона: одна красивая улица за другой. И посмотрите, скверик! Я скрещиваю пальцы. Пусть он будет жить на такой же площади, и пусть у него будет ключ от садика. Я уже вижу, как мы лежим на траве под солнцем, лениво почесываем голову Гарольда, пьем вино и просто наслаждаемся жизнью. И так – навсегда.
– Ну же, расскажи мне о людях в твоей жизни, – нетерпеливо прошу я. – Начни с родителей.
Мне всегда интересно послушать о родителях парней, с которыми я встречаюсь. Дело не в том, что я ищу новых родителей, просто… мне нравится слушать о счастливых семьях.
Прошлым вечером, когда мы сидели на пластиковых стульях в неотложке, я рассказала Мэтту о своих родителях. Рассказала об отце, который до сих пор жив, но развелся с мамой и переехал в Гонконг, когда я была маленькой. О том, что иногда мы встречаемся… Но это не похоже на встречи с отцом. Это нелегко и непривычно. Больше похоже на встречи с дядей или другом семьи, что-то в этом роде.
Потом я рассказала ему о том, что мама умерла, когда мне было шестнадцать. Я попыталась нарисовать ему ее портрет. Голубые глаза, халат художницы (она была учительницей рисования), привычка курить. Ее милая манера чуть запоздало понять шутку и воскликнуть: «Поняла, ой,
Затем я рассказала о Мартине, который двенадцать лет был моим отчимом. Его дружелюбное лицо; его любовь к джайв[40]-клубам; его знаменитое карри из шести бобов. Я рассказала, как он был потрясен, когда умерла мама, но потом нашел прекрасную женщину по имени Фрэн и еще двух пасынков, и как я рада за него, конечно, хотя для меня это и странно. Они каждый год приглашают меня на Рождество, и я однажды даже приехала, но мне не понравилось. Поэтому на следующий год я пошла к Мод, она шумная, бестолковая и отлично меня отвлекла.
Я тогда действительно раскрылась. Рассказала Мэтту, как иногда осознаю, насколько я одинока в этом мире, у меня есть только далеко живущий отец и ни братьев, ни сестер. И как это страшно. Но потом я вспоминаю, что у меня есть друзья, Гарольд, и мои спасательные проекты, и моя работа…
Пожалуй, я слишком разговорилась. Но в зале ожидания «скорой помощи» больше нечем было заняться. И я собиралась расспросить Мэтта о его семье, но не успела, так как нас вызвала медсестра.
Так что теперь самое время послушать о его прошлом. Я хочу узнать все о его родителях. Их милые причуды… трогательные традиции… важные уроки, которые они преподали ему, когда он рос… Я хочу знать все, почему я буду любить их.
Нелл однажды сказала мне: «Ава, тебе не обязательно быть готовой любить всё и вся, с чем ты сталкиваешься», но она преувеличивает. Я не собираюсь любить всё и вся. И в любом случае, это не «всё и вся», это – Мэтт! Я люблю его! И готова любить его семью.
– Расскажи мне о своих родителях, – повторяю я, сжимая его руку. –
– Хорошо. – Мэтт кивает. – Ну, у меня есть папа.
Некоторое время мы идем в молчании, пока я жду, когда Мэтт продолжит. Пока я не понимаю, что это все.
– А какой у тебя папа? – подсказываю я, и мужчина сдвигает брови, как будто я подсунула ему какую-то неразрешимую задачку.
– Он… высокий, – наконец говорит он.
– Высокий, – говорю я ободряюще. – Ух ты!
– Не
Он открывает страницу контактов, и я поспешно говорю:
– Нет! Не важно, какой у него точный рост. Итак, он довольно высокий. Здорово!
Я надеюсь, что Мэтт расскажет больше подробностей, но он просто кивает, снова убирая телефон, и мы идем дальше, а я чувствую крошечные уколы разочарования.
– Что-нибудь еще? – наконец говорю я.
– Он… – Мэтт задумывается. – Ну, ты знаешь.
Я подавляю желание возразить: «Нет,
– А мама? Какая она?
– О. – Мэтт снова ненадолго задумывается. – Она… Ну, ты понимаешь. Трудно сказать.
– Расскажи что-нибудь! – прошу я, стараясь не выдать своего разочарования. – Все, что ее касается. Любая деталь. Большая, маленькая. Напиши портрет.
Мэтт некоторое время молчит, а затем выдает:
– Я думаю, она тоже довольно высокая.
Тоже высокая? Это все, что он может сказать? Я начинаю представлять семью великанов. Я уже собираюсь спросить, есть ли у него братья или сестры, когда Мэтт говорит:
– Вот мы и пришли! – И я удивленно вскидываю голову. Меня накрывает ужас.
Я была так увлечена, что не заметила, как все изменилось, пока мы шли. Здесь уже нет красивого скверика. И живописных улочек. Мы стоим перед самым уродливым зданием, которое я когда-либо видела в своей жизни, и Мэтт с гордостью указывает на него.
– Дом! – добавляет он на случай, если у меня возникли какие-то сомнения. – Как тебе?