Он застыл на месте, не зная, что ответить, что сказать, как реагировать. Разве девушки признаются сами в любви юношам? Адриан только начал жить как свободный человек, в душе ещё что-то осталось от раба (так быстро от этого не избавиться), и бедолаге было трудно решить, как лучше поступить. К тому же чувства Геральдины оставались не взаимными. Юноша по-прежнему любил Эйлин, и только её, и лишь по этой девушке он тосковал и, глядя на звезды перед сном, думал лишь о ней. Молодой милорд, всё ещё оставаясь невольником в своей голове, считал, что не достоин приёмной дочери леди Констанции. Она не приезжала к нему, ничего не передавала. Наверное, забыла его. А нечастному становилось стыдно за самого себя — нельзя её любить ограниченному, необразованному парню, ведь такая девушка достойна большего! Адриан запретил себе мечтать о своей возлюбленной, но в глубине души, даже в тайне от самого себя, молил Бога о любви Эйлин и о возможности соединиться с ней.
Но сейчас перед юным внуком сэра Гарольда застыла с немой мольбой во взгляде Геральдина… Что же делать? Как объяснить, что не любит, как не обидеть при этом? Он не понимал, что безответно влюблённой леди будет всё равно больно, хоть какие подбирай слова, хоть каким тоном произноси их, хоть каким добрым взглядом смотри… Как вообще на такое отреагировал бы Фил? Сложно себе представить… Как подсказывает сердце?
Адриан подбежал к Геральдине… В душе он ещё раб, девушка признаётся ему в любви во всеуслышание, да и ещё та, которую сам не любит. Как сказать? Что делать?
— Я вас тоже люблю, но как человека, как сестру… Простите меня, я сам того не желая, причинил вам боль… Поймите, я не тот, кто вам нужен. Это невозможно. Уверяю, пройдёт время, и вы сами это поймёте. Вам кажется, что вы меня любите.
— Нет, я люблю вас. Я вас сразу полюбила ещё тогда на ранчо…
— Я очень благодарен вам за вашу любовь, правда, благодарен… И мне очень приятно, но…я не могу дать вам того же… И мне за вас обидно. Что же вы так?
— Я вас люблю! — твердила Геральдина. — Люблю!
Меж тем Гарольд, когда услышал это признание, сначала в душе возмутился в стиле «Да как же так?! Вот молодёжь пошла!». «В наше-то время такого не было! — так думал он. — Не принято так: чтобы девушки парням в любви признавались, да и ещё так демонстративно!». Потом деду Адриана стало жалко безответно влюблённую в его внука леди.
— Пусть вам кажется, что это невозможно, но это так! Меня бесило, что вас пытаются сделать моим братом, потому тогда на кухне я сказала про пепельницу. Потом очень винила себя….
Гарольд испугался, что сейчас девушка скажет, что Адриан был рабом, и это услышит кто-то из слуг. Об этом никто не знал, кроме Мориса и сэра Ричарда, это держалось в строжайшей тайне. Нет, Его Светлость не стыдился, просто…. Просто, если все будут знать и обсуждать за спиной, это может плохо отразиться на душевном состоянии любимого внука. Он боялся за него. Испугавшись, что в своей пламенной речи влюблённая упомянет этот факт, Гарольд тоже подошёл к ним. Мужчина знал, что не очень хорошо встревать, когда один признается в любви другому, но иначе поступить не мог.
— Леди Геральдина, вы очень разволновались. Пойдёмте отдохнём в каминный зал, и я велю подать чай, — он по-отечески обнял девушку за плечи и повёл ее. — Успокойтесь, моя милая… Всё хорошо… Ничего такого в этом нет… Идёмте…
Геральдина позволила себя увести. Морис тоже по-отечески обнял Адриана.
— Мальчик мой, принц ты наш… — глубоко вздохнул он, — не расстраивайся. Всегда приятно, когда тебя любят.
— Я не могу ответить ей взаимностью, и мне жаль её.
— Не жалей. Тут ты не в чём не виноват. Сердцу не прикажешь. Не расстраивайся… Ой, не расстраивайтесь, Ваше Светлость! — Морис сам не заметил, как почти весь разговор обращался к нему на «ты». — Забудьте! Пусть это просто станет забавным случаем из жизни. Пройдёт время, ещё посмеётесь с этой девушкой вместе, мол, а «А помнишь?». И в конце концов, это же хорошо, когда тебя кто-то любит!
Где-то через сорок минут Геральдина и Гарольд вернулись. Девушка уже успокоилась. Она попросила ещё раз прощения и, очень смущаясь, ушла. Его Светлость глубоко вздохнул:
— Но ведь бывает же! Пойдём, Адриаша. Жутко неудобно перед кучером и лакеем — они нас столько ждали.
— Ничего страшного, — сказал Морис, — они поймут. Это их работа.
Распрощавшись с дворецким, Их Светлости поехали за подарками для детей-сирот в город.
В детских магазинах оказалось очень здорово! А перед Рождеством их ещё и украсили, и чудилось, что попадаешь в сказку! Адриан игрушки-то никогда в жизни не видел, не то, что игрушечные лавки: с другими детьми не общался, а в детстве у самого даже простого солдатика не имелось. Даже Рози потом не показывала: у неё было не в уме, что взрослому такое может быть интересным. Так что об игрушках и детских забавах Адриан имел только смутное представление. Всё ему было интересно, но виду и восторга не показывал. Наверное, из него бы вышел хороший актёр (правда, дедушка будет против такой «неблагородной», не аристократической профессии).