Прощение (СИ)

Мать сердилась на сына. И Фил купил дом в том же городе и съехал от них, прекратив всякое общение с семьёй. Он всерьёз считал, что прав. «Я и не скрывал своего отношения к дяде Джеральду, — писал юноша Мэрбл, — и сам не оставил намерения забрать своего бедного, несчастного братика. Так что, я чист перед ними. Я никого не обманывал. Или я неправ?». А Мэрбл то ли из-за своей давнишней влюблённости в Филиппа, то ли, и правда, так считала, писала ему: «Я думаю, ты прав, совершенно прав. И пусть у тебя не будет сомнений! И нет ничего плохого в том, что твой брат остался с родным дедом. После того, как с ним обращались, он имеет полное право не прощать их. И знай, я на твоей стороне».

Фелиция держала нейтралитет. «Прости, — сказала женщина отцу, — Джерри — мой брат, и мне жаль его, хотя я сама на него очень злая. Я не могу совсем бросить его, когда он оказался неправ». Гарольд, конечно, понял дочку, но долго не мог смириться с её решением, полагая, что оно покрывает грехи живодёра. Джеральд же считал, что сестра «и другим, и нашим». Он не винил сына ни в чём, не обвинял в предательстве, не обижался за то, что юноша не вернулся домой. Папаша Адриана прибывал в стойкой уверенности, что дед его охмурил, и теперь не отпускает, насильно держит у себя.

— Иногда мне кажется, что ему не восемнадцать, а пятнадцать, — сказал однажды Гарольд своему самому близкому и верному другу, сэру Ричарду. — Плачет, ищет меня, если я долго отсутствую… Ночами может не спать, будто боится кошмаров… Держится, как может, но у него не получается. Он прячет слезы, но я-то вижу…! Может быть, у него заторможённое развитие? Адриан родился и вырос ребёнком-рабом. Может, это сказалось на психике бедняжки? С детства мальчику привили чувство неполноценности, взращивали в нём это. Он ничего не умеет: только читать, писать да выращивать цветы. Ничего, что без труда делают все юные джентльмены в его возрасте! И это я во всём виноват! — мужчина прикрыл лицо рукой, пряча слезы. — Только я!

Ричард ответил, что всегда будет с ним, со своим другом, прав ли тот, или нет, он всегда поддержит и посоветует. И признался, что сейчас скажет то, что сказал бы любому, потому что тут, и правда, нет вины Гарольда. Ведь виноват ни он, виноват отец юноши. Дед ведь хотел забрать внука, да вот только не дали ему. И на это есть документальные доказательства: вольные, документы, подготовленные для усыновления… Ричард пытался приободрить друга, сказав, что Адриан со всем справится. А ещё заверил, что эти «юные джентльмены» вряд ли не сравнятся с внуком Гарольда, и пускай, что последний не умеет того, что умеют ровесники, ведь у него золотое сердце, он ангельски милосерден и добр, и так терпеливо всё сносит! И так красив, что вряд ли найдёшь кого-то прекраснее!

Гарольд растрогался до глубины души тёплыми словами поддержки. Он поблагодарил Ричарда за подаренную надежду. И всё же Его Светлость признался, как раскаивается в том, что Адриан узнал от него о поступке своего отца.

— Нет, я никогда не прощу Джеральда за это… Никогда… Но мне бы хотелось, чтобы мой внук был счастлив, чтобы забыл наконец весь этот ужас, на который его обрекли!

— Я понимаю. И он забудет. Ты только верь. Забудет и всему научится. Ещё будет самым завидным женихом в нашем обществе! Вот увидишь!

Гарольд засмеялся:

— Сейчас-то отбою нет! Что будет потом, мне уже страшно представить!

Адриан же просто очень устал, устал от всех этих мыслей, воспоминаний о жестоком, бесчеловечном обращении, от бесконечного чувства вины перед всеми, от ночных кошмаров, от криков во сне, от слёз и страданий… И поэтому, «как последний слабак», по своему же мнению о себе, опустил руки, потеряв надежду и желание бороться. Бедняга жил, потому что надо, как заметила когда-то Фелиция. Несчётный пустил всё по накатанной, и сам не знал, что происходило с ним в те дни.

Все спуталось. Бесконечная усталость от пережитых совсем недавно унижений, побоев, чувство вины и страх. Ему было стыдно, стыдно абсолютно за всё, что бы он не сделал, всё вызывало у Адриана стыд и вину.

Бывшему невольнику казалось, что сам виноват во всём, что с ним случилось. Он и только он. Ему казалось, что сам виноват в тех наказаниях, и, что наказали его справедливо. Адриан был в этом точно уверен, но никогда бы не смог ответить на вопросы: «За что? В чём конкретно ты провинился?». Даже в незнании ответов бедный юноша видел свою вину, считая недопустимым и непростительным то, что не знает причину жестокого наказания. Он молил Господа вразумить себя, послать ему ответы на эти вопросы.

Воспоминания причиняли невыносимую боль. Адриан чувствовал себя беспомощным. А потом, оглядываясь, видел, что столько людей всем сердцем желает помочь справиться с этим, и ему снова становилось стыдно за себя. Да, чувство собственного ничтожества, беспомощности не покидало несчастного. Он злил сам себя, называя слабаком и трусом.