Пророчество королевы Севера

– И не проси меня, – гостья отвернулась от хозяйки. – Своя у меня дорога, свой путь. Хочешь грех на душу брать – твое дело, не буду тебе содействовать.

– Не говори никому, а?

– Чего не говорить?

– Не говори, что я чужеземцам продалась…

– Я не скажу, но слух все равно идет, сильным полозом ползет…

– Орана, помоги мне траву найти лечебную… Ты ведь тоже мать! Великой Матерью называют тебя…

– По другой причине меня так называют, – перебила ее старуха.

– Помоги, – шептала Мира, впиваясь в нее безумными глазами. – Если уж лекари Валласа знают траву, что предупреждает припадки, неужели ты ее не знаешь? Слухами о твоей великой мудрости полнится земля наша…

– Знаю я ее, знаю! – воскликнула Орана. – Да не скажу тебе! Ибо сама разумеешь, что когда дом в огне, не немощных да больных спасать надо в первую очередь, а молодых и здоровых! Если волки не будут убивать больных оленей, здоровые звери переведутся… Негоже человеку возомнить себя богом! Раз дана была сыну твоему болезнь эта – смирись! Его судьба не твоя! Да, мы, женщины, рожаем детей… Но их жизнь – не наша жизнь! И великий грех вмешиваться в промысел богов, мешать ткущейся паутине матери-судьбы. Смирись! Пока еще окончательно душу не убила свою, смирись! Займись другими детьми. Моли богов о возвращении мужа и родичей. А сын твой пусть с мужеством примет уготованную ему судьбу.

С этими словами старая женщина встала, поднялась и Мира.

– Тебе когда в путь?

– Завтра.

– Не останешься с нами на пару деньков?

– Некогда. Тороплюсь. Где лечь могу? Спать пора…

Хозяйка еще долго сидела у стола, плакала, смотрела на вдруг вспыхнувшее оранжевым пламенем полено в печи… Вышла во двор, зашла за угол дома и взяла из сложенных дров пару бревен. Подложила в огонь, чтобы изба за ночь не остыла…

Рано утром приготовила горячий напиток и свежие лепешки. Орана умылась во дворе у колодца и вошла в избу – сильная и красивая, несмотря на свои годы, с расчесанными белыми волосами, стянутыми кожаным шнуром.

– А куда все так рано отправились?

– День хороший. В лес ушли, Паска всех детей увела…

Старуха кивнула и села за стол. Налила себе горячий травяной чай, отломила кусок теплой лепешки.

– Одумайся, Мира. Не гневи богов…

Женщина комкала в руках платье и смотрела в угол избы, пока гостья завтракала. С последним куском странница вдруг закашлялась, выпучила моментально покрасневшие глаза, медленно начала клониться, как будто тело больше ей не повиновалось. Хозяйка подскочила и подхватила ее, чтобы Орана не поранилась, упав со скамьи. Выпрямилась перед ней и зло сказала:

– Что, думала, ты умнее всех? Наставлять меня вздумала? Я тоже многое знаю! Останешься у меня, пока сына моего не вылечишь. И никто тебя не найдет, и никто тебе не поможет. А если не вылечишь – сгниешь…

Старуха лежала на полу, хрипела, страшно водила по сторонам налитыми кровью выпученными глазами. Мира оглянулась, выглянула в окно… Открыла подполье, где оказалась узкая лестница, взяла гостью за подмышки и стянула вниз. Потом пришла за свечой, набрала в кувшин воды, замешкалась, словно что-то решая, но в конце концов собрала со стола несколько лепешек и завернула в полотняную ткань. Оглянулась в поисках ковша, нашла его – резной, деревянный. Еще раз обошла избу, собрала вещи странницы: лыжи, лук, меховую куртку, мешок, – и тоже отнесла вниз.

Там начинался длинный узкий коридор с деревянными дверями на ржавых петлях. То ли склад, то ли тюрьма… Мира открыла самую последнюю каморку и осветила темную голую клетушку, где стоял сильный запах плесени и сырости. Пол был каменным, стены бревенчатые. Ни окошка, ни щелки, чтобы пропустить солнечный луч… Бросила на пол вещи путницы и то, что принесла, втащила Орану волоком. Та по-прежнему хрипела и вращала глазами. Но ни двигаться, ни произнести хоть что-то не могла.

Женщина присела напротив нее и сурово сказала:

– Я оставляю тебе жизнь. Поможешь мне и сыну моему – выпущу тебя, а не поможешь – умрешь здесь. И никто тебя не спасет. Думай… Я уже слишком много греха на душу взяла, еще перед одной смертью не остановлюсь.

Заперла дверь, забрала свечу и поднялась в избу, тщательно закрыв подпол. Нахмурилась: окошко было открыто настежь, а на узком подоконнике сидел огромный ворон и смотрел на нее фиолетовым блестящим глазом.

– Что смотришь? Кыш отсюда!.. Нечисть… – Мира взмахнула руками, прогнав птицу, и закрыла окно.

День заливал мир светом, и солнце полыхало до рези в глазах. Женщина вышла во двор и прислушалась. Никого… даже дозорных на деревянной стене не было. Те, кто дежурил ночью, спали. Паска с детьми с раннего утра ушла в лес собирать травы, учить ребятишек стрелять белок и соболей.