Проповедник

– Да, они оба вчера были здесь. Мы вместе смотрели телевизор. У нас был приятный семейный вечер.

Она даже не позаботилась о том, чтобы скрыть ироничный тон.

– А Юхан и Роберт не выходили ненадолго? Где-то около десяти?

– Нет, они не выходили ни на минуту. Даже в туалет, насколько мне помнится.

Тон по-прежнему ироничный, и сыновья не сумели сдержать ухмылки.

– Значит, кто-то вчера слегка попортил им окна. Для них это, вероятно, стало жутким ударом.

Ухмылка перешла в настоящий хохот, и у Патрика возникла ассоциация с мультсериалом «Бивис и Баттхед».

– Ну, вообще-то только для тети. Габриэль был вчера в отъезде, так что она находилась дома одна.

На их лицах читалось разочарование. Они, видимо, надеялись напугать их обоих и на отсутствие Габриэля никак не рассчитывали.

– Я слышал, Сольвейг, что ты тоже нанесла вчера в усадьбу краткий визит. И там звучали кое-какие угрозы. Ты можешь что-нибудь сказать по этому поводу?

Когда Йоста вдруг заговорил, Патрик и братья Хульт посмотрели на него с удивлением.

Она дико захохотала.

– Значит, они сказали, что я им угрожала? Ну, я не сказала ничего такого, чего бы они не заслуживали. Ведь это Габриэль указал на мужа как на убийцу. Он же лишил его жизни, все равно что сам повесил его в петлю.

При упоминании о том, как именно умер его отец, у Роберта на лице дрогнул мускул, и Патрик сразу вспомнил, что это Роберт нашел отца после того, как тот повесился.

– Габриэль всегда ненавидел Юханнеса, – продолжала разглагольствовать Сольвейг. – Он еще с малых лет завидовал ему. Юханнес обладал всем, чего не хватало Габриэлю, и он это знал. Эфраим всегда выделял Юханнеса, и я его прекрасно понимаю. Конечно, делать различие между своими детьми нельзя, – она кивнула на сидящих рядом сыновей, – но Габриэль был холодным, как лягушка, а в Юханнесе била ключом жизнь. Уж мне ли не знать, я же была обручена сперва с одним, потом с другим. Габриэля ни за что не удавалось завести. Он постоянно был чертовски корректен и хотел подождать до свадьбы. Меня это раздражало. Потом возник его брат и принялся меня обхаживать, и тут уж было совсем другое дело. Его руки могли оказываться сразу повсюду, и от одного его взгляда в тебе вспыхивал огонь. – Она захихикала, глядя перед собой невидящим взглядом, словно вновь переживая горячие ночи юности.

– Черт побери, заткнись, мать!

На лицах сыновей отчетливо проступило отвращение. Им явно хотелось избежать деталей амурного прошлого матери. У Патрика перед глазами возникла картина обнаженной Сольвейг, похотливо виляющей своими жирными телесами, и он заморгал, чтобы от нее отделаться.

– Так вот, когда я услыхала про убитую девушку и что заодно нашли Сив и Мону, я пошла туда, чтобы сказать им пару теплых слов. Из чистой зависти и зловредности он испортил жизнь Юханнесу, мне и мальчикам, но теперь наконец у людей откроются глаза на правду. Теперь они устыдятся и поймут, что слушали не того брата, а Габриэль, надеюсь, будет гореть за свои грехи в аду!

Она начала распаляться до той же ярости, что накануне, и Юхан успокаивающе и предостерегающе положил руку ей на плечо.

– Ну, какова бы ни была причина, нельзя прибегать и угрожать людям. И также нельзя бросать в окна камнями!

Патрик многозначительно показал на Роберта и Юхана, давая им понять, что ни на секунду не поверил словам их матери о домашнем вечере перед телевизором. Им известно, что он знает, и теперь он говорит, что намерен за ними приглядывать. Они лишь что-то пробормотали в ответ. Сольвейг, однако, похоже, игнорировала завуалированное предостережение, и у нее на щеках по-прежнему пылали красные пятна ярости.

– Стыдно, кстати, должно быть не только Габриэлю! Когда, наконец, перед нами извинится полиция?! А то бегали по всему двору, переворачивали все вверх дном, отвозили Юханнеса в полицейской машине на допросы, так что уж всяко внесли свою лепту в доведение его до смерти. Неужели не пришло время попросить прощения!

Тут во второй раз заговорил Йоста:

– Прежде чем мы обстоятельно не выясним, что произошло с этими тремя девочками, никто ни за что прощения просить не будет. А пока мы до конца не разберемся, я хочу, чтобы ты, Сольвейг, вела себя как человек.

Твердость в голосе Йосты появилась как-то совершенно неожиданно.

Когда они вновь уселись в машину, Патрик с удивлением спросил:

– Вы с Сольвейг знаете друг друга?

– Ну, это как посмотреть, – пробурчал Йоста. – Она ровесница моего младшего брата и время от времени забегала к нам в дом, когда мы были маленькими. Потом, когда Сольвейг подросла, ее знали все. Она, чтоб ты знал, была самой красивой девушкой в округе, хотя, глядя на нее сейчас, в это трудно поверить. Да, чертовски жаль, что жизнь так ударила по ней и парням. – Он с сожалением покачал головой. – И я даже не могу гарантировать ей, что она права, считая, что Юханнес умер невиновным. Мы ведь ни черта не знаем!

Он раздраженно ударил кулаком по ноге. Патрику показалось, что перед ним медведь, просыпающийся из долгой спячки.

– Так ты проверишь тюрьмы, когда приедем?