Пропавшие в Эдеме

Я думал и о том, что в глазах Орны, особенно в последние годы, я все время видел того, кем так и не стал. А в глазах Мор – того, кто я есть. А ведь человек со временем становится именно таким, каким его видят.

В конце концов я вернулся преподавать в центральную музыкальную школу. Создал новую группу. Начал вести семинары для всех желающих и снял для этого крышу во Флорентине[50].

В конце концов, сколько времени мы провели вместе? Медовый час в Ла-Пасе. И еще один медовый день в Галилее.

Я снова и снова вспоминал, как она положила мне голову на плечо, и говорил себе: девушка, которая делает такое, заключает с тобой союз. А ты взял и разорвал его. Ну или проспал любовь, которая приходит лишь раз в жизни: был, видите ли, слишком осторожен.

Об этих мыслях я никому не рассказывал. Подобно тому как на шиве все пытаются утешить скорбящих, произнося одну и ту же фразу – «Пусть не придется вам больше горевать», – так и сейчас мнение о том, как мне следует относиться к Мор и ко всей этой истории, было единогласным у всех моих друзей, у моей мамы и сестры: «Кто бережет свою душу – отдались от них»[51].

И все равно всякий раз, когда я шел по улице, я думал о Мор.

Я фантазировал, что ее отпустили на время из тюрьмы – и мы совершенно случайно встречаемся.

Я продумывал этот сценарий в мельчайших подробностях. Во что она будет одета (в облегающие брюки и просторную блузку). Волосы – распущенные. Седые нити – пусть останутся седыми. Походка – легкая, летящая, как в Ла-Пасе. При ходьбе подпрыгивают большие сережки. Ее улыбка, когда она замечает, что я иду ей навстречу. Радостная. Ее взгляд, когда она подходит ближе. Наивный, как у старшеклассницы из религиозной школы.

Но я не поддаюсь на эту наивность. Нет и нет. И, не дожидаясь, пока она обнимет меня, или скажет «Привет, Несокрушимая Скала, как поживаешь?», или сделает еще что-нибудь такое, отчего я утрачу бдительность, – я ударю ее по щеке. Несильно. Не для того, чтобы причинить боль. Но все-таки дам пощечину. За то, что пыталась подставить меня. Она схватится за щеку. Не удивится. Не обидится. Не рассердится. И скажет холодным тоном: Омри, ты все такой же. Так что последнее воспоминание, которое у меня останется о ней, будет отвратительным, и жить дальше с ним будет куда проще, чем с воспоминанием о том, как она положила мне голову на плечо и сказала: я сбилась с пути, Омри.

И куда проще, чем с запиской, которую я получил от нее ровно через год после того, как ее посадили.

* * *

На нижней стороне крафтового конверта, который протянула мне сотрудница почты, не было написано, от кого он, и даже когда я пощупал его и понял, чтó внутри, – я все равно не догадался, что конверт от нее.

Я подумал, что это подарок от кого-нибудь из давних моих учеников, который хочет похвастаться своим новым вышедшим диском.

Так что конверт я вскрыл только дома.

Внутри был альбом «Церкви Разума» – «Беги, мальчик». Без подарочной упаковки. А на оборотной стороне диска желтым маркером было выделено название трека номер 11 – «Let Love In».

* * *

Песня начинается с восьми ударов в барабан. Медленных, первобытных – можно представить, что это часть какого-то древнего ритуала. А потом – спокойный перебор акустической гитары, и если не знать группу, то можно подумать, что это тихая лиричная песня, но через несколько секунд вступает солист, и его голос звучит так, словно прорывается из дыры в горле:

Ты красивей всего, когда пьяна,
Не отличаешь добра от зла,
И красоты от…
Ты сбиваешься с пути, когда знаешь,
чего хочешь,
И я такой же,
Я тоже отправился в пустыню
Бороться с сатаной,
Мы вернулись вместе,
Стали друзьями.

Let love in, let love in, let love in, let love in.

Я не заметил, что между диском и конвертом была записка. Она упала на пол и, только когда песня закончилась и я встал, чтобы выключить проигрыватель, попалась мне на глаза.

Обычная бумага, которой пользуются в офисах, желтый квадратик, и на нем всего лишь три слова:

Не жди меня.

* * *

Я не понимаю, откуда, черт возьми, она знала. Ведь эта песня звучала у меня в голове, когда мы были вместе, но я не говорил ей об этом. Я на сто процентов уверен, что не говорил. Как же она узнала?