Я поискал песню на ютьюбе, надеясь найти какой-нибудь ключ к разгадке, и нашел только примитивный клип. Солист стоит на желтеющем поле. На заднем плане – город, который с одних ракурсов похож на захудалый городок в глубинке, а с других – на Тель-Авив. Певец подходит к камере и бросает в нее первую фразу: «Ты красивей всего, когда пьяна», а потом отступает на шаг назад, как будто сам испугался того, что сказал, и снова подходит к камере, словно хочет поправить себя, добавить какую-нибудь важную деталь, и бросает вторую фразу, и иногда между его фразами показывают девушку в бикини, которая находится под водой, ныряет, переворачивается, и почти все время она нарочно снята нечетко. На отметке 1:56 она открывает глаза и смотрит в камеру затравленным взглядом. После чего исчезает насовсем, и на протяжении минуты, которая остается до конца клипа, солист все время то отходит от камеры, то подходит к ней, чередуя доверие и опасения, а в самом конце поднимает голову и кричит ввысь, небу:
– Let love in, let love in, let love in, let love in!
Я пересматривал клип снова и снова, и всякий раз у меня возникало досадное ощущение, что Мор зашифровала в нем какое-то послание. Какую-то скрытую истину, которая от меня ускользает.
И еще я чувствовал, что женщина, которая пишет «не жди меня», на самом деле знает, что ее будут ждать. За воротами тюрьмы. В день выхода на свободу. А в магнитоле в машине уже будет вставлен диск, останется только нажать на кнопку «play».
Семейная история
Адвокат предложил мне записать мою версию событий.
– Постарайтесь придерживаться фактов, – сказал он. – Ваши чувства не интересуют комиссию.
За окном вечер сменяется ночью. В доме пусто. В гостиной уже давно не раздаются детские голоса, давно не слышно, как вода в душе струится по телу Нивы. Фоном тихо звучат сонаты Шуберта.
Если признаваться во всем, то сейчас.
Сначала она была просто ординатором, одной из многих. Может быть, чуть более симпатичная, чем другие. Может быть, чуть умнее. Но не сказать, чтобы я относился к ней иначе, чем к остальным. Сейчас мне даже вспоминается, что один раз я отчитал ее. При всех. Мы всей группой стояли вокруг кровати пациента, и я попросил Лиат сделать краткий доклад. Ее тон был надменным, безапелляционным. Уже это мне не понравилось. «Мужчина, сорок пять лет, поступил с болями в груди, которые усиливаются при изменении позы или при физической нагрузке. Вне группы риска по ишемической болезни сердца. За неделю до госпитализации перенес болезнь с высокой температурой, выздоровел спонтанно. Анализ крови в норме. Тропонин[52] отрицательный. С-реактивный белок незначительно выше нормы. ЭКГ без признаков острой ишемии. Основной диагноз по дифференциальной диагностике – эндокардит». Какое лечение она рекомендует? «Аспирин в высокой дозировке и… колхицин для профилактики рецидивов». «Колхицин» она добавляет тонким голосом, с ноткой самодовольства. Она читает статьи! Она в курсе последних новостей науки!
Отлично, сказал я, просматривая историю болезни на компьютере. Отлично, доктор Бен Абу. Вы только забыли упомянуть одну деталь: отец пациента умер в возрасте сорока девяти лет от инфаркта миокарда. То есть у него наследственность. Так что говорить «вне группы риска» с вашей стороны немного… безответственно.
– Скажите, пожалуйста, – обратился я к пациенту, – вы живете в частном доме? В многоквартирном? А лифт есть? Нет? На сколько ступенек вам нужно подняться, чтобы попасть в квартиру?
– На двадцать пять, – сказал он. – Нет, скорее на тридцать.
– В последние недели вам было трудно подниматься? – спросил я.
– Если честно, да, – ответил он, – мне было тяжело дышать.
– Что врач обязан сделать в первую очередь? – задал я риторический вопрос всем присутствующим. – Исключить все, что может убить больного! – И, выдержав драматическую паузу, которая была нужна для того, чтобы они могли представить себе непоправимые последствия ошибки, которую мы в последний момент предотвратили, я устремил взгляд на Лиат и добавил: – Уж ординатор-то должен это знать. Это знают даже студенты-первокурсники.
У нее на языке уже вертелось: «Но, доктор Каро…» – и было видно, что в последний момент она удержалась, что она проглатывает эту фразу целиком: «Но, доктор Каро, боли, которые усиливаются при перемене позы, указывают на воспаление», – а лицо ее становилось пунцовым, как у всякого человека, которого унизили при всех.
Моя старшая дочь Яэла, которая служила в Центре информационных технологий и была офицером, всегда говорила, что в больницах иерархия даже жестче, чем в армии. В ее словах что-то есть. Ординатору не так просто спорить с диагнозом, который поставил опытный врач, начальник, на несколько десятков лет старше. И не так уж просто подать жалобу на старшего врача.
Но я забегаю вперед.
Попытаюсь определить, в какой момент я стал выделять Лиат из толпы.