Пропавшая нимфа

Когда я повторил судье, чем занимался в ночь с субботы на воскресенье, он чуть помедлил, заглянул в бумагу перед собой и спокойно заявил:

– По просьбе вашего защитника я допросил мадемуазель Вотье. Она категорически отрицает, что встречалась с вами тогда.

Я буквально подскочил.

– Но это невозможно! Может, она спутала число?

– Допустим, кто-то из вас действительно ошибается. Желая рассеять это недоразумение, я вызвал ее на очную ставку.

Дежурный судейский чиновник подошел к двери и пригласил Монику Вотье.

Она развязно вошла, обворожительно улыбнулась и села, скромно натянув на колени юбку, но при этом ни разу не взглянула на меня.

– Мистер Спенсер утверждает, что в ночь на двадцать девятое провел два часа вместе с вами. Вы же, мадемуазель, показали, что не видели его. В присутствии обвиняемого прощу вас либо подтвердить, либо изменить ранее сделанное вами заявление.

Только теперь она повернулась ко мне. На ее лице было удивление и негодование.

– В конце концов, господин судья, это безобразие! Я никогда не принимала у себя мужчин в ночное время. А если бы нуждалась во врачебной помощи, тоже не могла бы об этом забыть. Боюсь, под влиянием всех своих неприятностей мистер Спенсер просто потерял голову и возводит на меня напраслину.

Я открыл было рот, желая протестовать, но судья жестом приказал мне молчать.

– Значит, вы повторяете свое заявление?

– Да, безусловно!

– Обращаю ваше внимание на важность этих слов.

Факт приезда к вам обвиняемого необходимо подтвердить, чтобы рассеять тяготеющее над ним подозрение в ограблении лаборатории Блондинга. Изменение первоначальных показаний не принесет вам никакого вреда. Я просто помечу, что вы ошиблись.

Я почувствовал к Перрену настоящую благодарность: протягивая спасительную руку утопающему, он наверняка выходил за рамки обычных правил проведения расследования.

– Я не ошибаюсь, мне больше нечего добавить.

Судья посмотрел на меня.

– А вы что скажете, мистер Спенсер?

– Я тоже не ошибся, эта женщина просто лжет.

Судья обратился к Монике:

– Благодарю вас, мадемуазель, Вы свободны.

Она грациозно раскланялась и вышла, даже не посмотрев на меня.

* * *

Еще одна очная ставка была с Эдуардом Блондингом. Он произнес в мой адрес несколько похвальных фраз, описал как честного человека, известного ему со студенческих лет, заявил, что полностью мне доверяет, пожал руку и добавил на прощание:

– Мужайся, Тэд. Все это наверняка страшное недоразумение. Но, как бы ни повернулось, можешь рассчитывать на мою дружескую помощь.

Несмотря на то что этими словами он хотел меня поддержать, они все же не повлияли на мою судьбу.

Наконец судья объявил о передаче моего дела генеральному прокурору, поскольку расследование было закончено.

– Но прежде чем закрыть его, я хочу спросить об одной вещи. Давайте выясним, соответствует ли адрес вашего брюссельского пациента тому, какой записан у нас?

– Проспект Луизы, 35.

– А зовут его Ван Воорен?

– Да, Эмиль Ван Воорен.

– Так вот, адрес неверный. В Брюсселе живет несколько Ван Вооренов, но все ’по другим адресам. Мои бельгийские коллеги проверили каждого. Никто из них не вызывал врача из Парижа, больных среди них нет… – Он помолчал, вздохнул и продолжил: – Сознаюсь, ваше дело привело меня в недоумение. Я собрал о вас сведения: они все превосходные. До самого ареста в вашей жизни не было ни единого пятнышка. Я тщательнейшим образом провел расследование, чтобы хорошенько во всем разобраться. Теперь решать суду. До свидания, мистер Спенсер.

Как ни странно, я чувствовал к нему уважение. Он был вполне объективен, и я не мог его ни в чем упрекнуть.

* * *

Суд состоялся тринадцатого декабря.

Никаких вещественных доказательств того, что я причастен к ограблению лаборатории Блондинга, не было, и мое дело слушалось как уголовное. Сам Эдуард Блондинг вышел к барьеру и горячо ратовал за меня, но его речи не имели значения.

Председатель суда спросил, чем я могу объяснить обнаружение в моем кабинете при обыске нескольких коробок ампул производных опия, и я ответил:

– Многие мои пациенты страдали неврозами и опухолями суставов. Лечение в таких случаях всегда начинается с наркотических препаратов, а заканчивается, как правило, операцией. Врач часто вынужден прибегать к обезболивающим средствам и поэтому всегда имеет их под рукой. Вам это подтвердит любой специалист моего профиля.

Но все это были только цветочки, в качестве ягодок фигурировали те самые два килограмма морфия из моей машины.

Я смог повторить лишь то, о чем говорил раньше: мне совершенно ничего не известно о происхождении этого морфия. Эмиль Ван Воорен дважды приходил ко мне на прием и записывался В регистрационном журнале, поэтому приглашение приехать к нему на дом никаких сомнений у меня не вызвало.

Генеральный прокурор начал свое уничтожающее обвинение, которое ни у кого не породило даже мысли об ошибке.

– Было похищено шестьсот килограмм морфия-сырца, достаточных для получения четырехсот килограмм героина…