Пропавшая нимфа

Я был настолько поражен этим известием, что не сразу опомнился, но постепенно в памяти начали всплывать все подробности происшествия, на которые,я сперва и внимания не обратил.

– Совершенно верно. Только теперь я понял, почему таможенники приступили к обыску, не считаясь с правилами приличия… А этот доносчик остался неизвестным?

Лемер пожал плечами.

– Он только заявил, что действует из мести, поскольку ты его обделил при дележе добычи.

Несмотря на серьезность положения, я не удержался от улыбки.

– Похоже на какой-то скверный полицейский роман.

– К сожалению, это не роман, а действительность, жертва которой – ты.

– Теперь, конечно, нечего и думать о том, чтобы взять меня на поруки?

– Признаться, я об этом даже не заикнулся, ведь Перрен расхохотался бы мне в лицо. Поверь, будет очень трудно доказать, что ты не участвовал в ограблении.

Я же приехал к Блондингу в девять вечера, а уехал в три утра. Это могут подтвердить не менее пятидесяти человек.

– Да, так заявил и сам Блондинг. Но, к сожалению, некоторые приглашенные добавили, что между одиннадцатью и двумя часами ночи ты куда-то уходил, и Блондинг, кстати, подтвердил это, впрочем, очень неохотно. Все его сведения о тебе были весьма благоприятными. Однако, сам понимаешь, против фактов не попрешь. Если ты ездил к пациенту, то назови имя и адрес. Его свидетельство необходимо.

Я почувствовал спазмы в желудке. И понял, что не могу сообщить, как провел это время.

– Нет, существует профессиональная тайна, я не вправе называть этого человека.

Лемер с досадой покачал головой.

– Ерунда! Нам ведь не история болезни нужна. Всего лишь имя и подтверждение, что тогда ты был у него, а не в лаборатории Блондинга. Пациент сразу поймет свою прямую обязанность – помочь тебе. Тем более ему это не принесет никакого вреда.

Я немного подумал и решился:

– Хорошо, скажу тебе правду. Я солгал, никакого пациента не было. Дело обстояло так…

Он удивленно смотрел на меня поверх очков, ожидая объяснений.

Я взял сигарету из коробки на столе, закурил и начал свое признание.

Глава 3

Три месяца назад ко мне на прием явилась одна молодая особа, некая Моника Вотье. Она страдала небольшими нарушениями нервной системы, а внешне была очаровательной женщиной с божественным телом. И кроме того, не скрывала желания близости со мной.

Под предлогом проверки ее состояния, который не компрометировал никого, я встретился с ней в назначенный день, и после этого мы стали любовниками.

Она не была замужем, но не предъявляла мне требований, какие обычно возникают даже у самых доверчивых и покладистых женщин, когда они уверены в привязанности мужчин. – Все это, даже легкость наших отношений, начало меня пугать. Я боялся, что Мари-Клод догадается о нашей связи, и решил порвать с Моникой сразу после отпуска.

Она попросила меня навестить ее, зная, что я буду на вечере у Блондинга.

– Ты всегда можешь сказать, будто тебя вызвали к больному, это никого не удивит.

Я приехал и объявил о своем решении с ней расстаться.

Она приняла это спокойно, однако попросила распить с ней бутылку шампанского.

– Сохраним хорошее воспоминание о нашем последнем свидании, – очень мило сказала она.

Я ушел от нее около половины третьего и вернулся к Блондингу. Мне казалось, мое отсутствие осталось незамеченным, но получается, некоторые гости обратили на это внимание в течение тех трех часов.

* * *

Когда я закончил свой рассказ, Лемер покачал головой.

– Я понимаю, что сначала ты не мог сказать мне этого из-за Мари-Клод, но подобным чувствам больше не место. Свидетельство Моники Вотье необходимо.

– А Мари-Клод узнает?

Он сделал неопределенный жест.

– В принципе не должна. Но пресса уже вовсю шумит о твоем отсутствии, и я не могу ручаться, что журналисты не пронюхают остальное и не предадут огласке.

Я вздохнул в отчаянии.

– Только этого мне не хватало!

– Твои сентиментальные отношения с женой теперь дело второстепенное. И если она любит тебя по-настоящему, то расценит связь с этой особой как нечто случайное. Иначе ваш брак не имеет смысла и вы все равно потом разведетесь. Возможно, говорить так сейчас нечутко, но надо смотреть правде в глаза. Пока же самое главное – вытащить тебя из ямы.

И я дал ему адрес Моники Вотье.

– Я сейчас же все сообщу судье, и ее вызовут. Если это тебя хоть немножечко подбодрит, помни: такое свидетельство снимает самое тяжкое обвинение.

Я посмотрел на него с недоумением, и он пояснил:

– Торговля наркотиками разбирается в обычном уголовном суде, а воровство со взломом в ночное время, даже без покушения на жизнь человека, – судом присяжных. И хотя ты не юрист, полагаю, разницу понимаешь.

Он покинул меня, дружески похлопав по плечу, а я вернулся в камеру еще более подавленным, чем прежде.

* * *

Через два месяца меня привели во дворец правосудия, где после бесконечного ожидания в одной из крошечных каморок, которые прозвали мышеловками, я попал, наконец, в кабинет судьи Перрена.

Лет пятидесяти, он был высок, худощав и благороден, сквозь стекла очков в роговой оправе смотрели проницательные глаза.

Лемер ждал там же, он молча пожал мне руку.

Допрос начался сразу.