Пропащий

На дальнем плане, на горизонте позади него над морем висели крошечные изящные тучки. Атмосфера была достаточно плотной и еще более сгущалась в точке, где земля встречалась с небом. Он точно так же концентрировал все пространство до тех пор, пока все содержимое Вселенной, казалось, не сходилось в одну точку. Крик чаек вклинивался в паузы между ритмичным шумом набегавших волн и дорожным гулом. Комната словно была заряжена его присутствием. Несмотря на дискомфорт, мы, в состоянии некой заторможенности, продолжали сидеть, окутанные его теплом.

Вечером занавески задергивались и комната преображалась: исчезал выбеленный пейзаж Средиземноморья и мы оказывались в пространстве, лишенном всяких границ. Это могло быть любое время, любая страна. Он сидел в своем маленьком кресле, пока все остальные спали космическим сном, а почти видимые глазом прозрачные светлые фиолетовые энергии моря проходили сквозь него волна за волной, наполняя собой комнату и мягко пульсируя рядом с ним подобно потокам вечности, вливающимся в водопад.

«Да ладно! – можете вы мне сказать. – Брось! Что это за описания такие?» Что ж, простите, может быть, я выпил какое-то сонное зелье, но именно так и было. Вы что, думаете, я полный идиот, чтобы сидеть там только ради терапии? Как бы не так! Там было что-то еще.

Погода продолжала нас баловать: казалось, лето не собиралось заканчиваться. Из-за всех этих путешествий время года вообще определялось с трудом, только людей на улицах стало заметно меньше. Юджи обратил внимание, что нам почти не встречалась молодежь.

– Где они? Почему повсюду только старики? Нужно радоваться жизни, пока ты м-о-о-о-л-о-о-о-д! Пусть эти старики уже убираются восвояси и уступают дорогу молодым!

Я постоянно думал о деньгах, а он не уставал мне повторять, что никто никогда не купит мои ужасные картины, и тут же называл меня миллиардером. Миллионера для меня, видать, маловато было. Конечно, я производил впечатление такового: путешествовал по французской Ривьере Христа ради. Он продолжал втыкать в меня очень маленький, но очень острый нож:

– Ты не художник.

«Конечно, – думал я. – Отлично! Какого черта я еще могу сейчас делать?»

Я все это записывал и пытался представить, что будет со мной, когда этот «пузырь» лопнет. Его жестокость нервировала, но в то же время его внимание, хотя и ранящее порой, воодушевляло меня. Я понимал, что это внимание человека, который видит вещи настолько глубоко, что в конечном итоге я только выиграю. Иногда его слова доставляли боль, но его глаза не обвиняли и не оскорбляли – он говорил полностью отстраненно. Это была жесткая реальность, указывающая на мягкий, полный желаний ум, с которым твои друзья никогда не стали бы связываться.

Пока я писал, он рассказывал о своем визите в Нью-Йорк с женой и сыном в 1950-х годах. Они пошли в «Мэйсиз», и магазин ей так понравился, что она «обезумела» и заблудилась в универмаге. Он сказал, что оставил ее там, и вернулся с сыном в отель.

– Она думала, я буду ее ждать. Ни за что.

Его семейные зарисовки всегда были какими-то неопределенными. Несомненно, его жене приходилось с ним нелегко. Когда он ушел, ее собственная семья отвернулась от нее, она сошла с ума от горя и семья стала «шататься». Он часто использовал слово «шататься» для описания эффекта, который он производил на людей, но то же слово применимо и к его семье, учитывая, через что пришлось пройти ему самому, его жене и детям, пока он исследовал свой вопрос. На кон было поставлено все, и секс был только началом. После измены он вернулся домой и тут же рассказал жене о случившемся. Несомненно, она была привычной к его прямоте, но, видимо, на этот раз она почувствовала, что все закончилось.

По его словам, женщина, с которой у него случился тогда секс, даже приходила потом к его жене, чтобы убедить ее оставить Юджи. Но его жена достаточно хорошо знала своего мужа, чтобы понимать, что если он сказал, что все кончено, значит, все кончено. И действительно, спустя некоторое время, когда Юджи был в Париже, та женщина пригласила его на обед и предложила денег. В тот момент с деньгами у него было очень туго, но, видимо, чувствуя, какой будет цена этого подарка, он «бросил ей их в лицо».

Это не был сознательный выбор в пользу целибата. Он сказал, что измена заставила его осознать тот факт, что невозможно использовать секс для удовольствия, не используя при этом другое человеческое существо.

«Даже если другая сторона – испытывающая желания жертва, факт остается фактом: тебе приходится использовать другого человека. Я просто отказался».