Но этого боялись даже тогда, когда опасность в столь жесткой пропаганде миновала. К примеру, философ А. Спиркин (см. о нем [17]) вспоминал [18]: «Уже в семидесятых я на лекции в Московском университете рассказал студентам, как мы с Шаумяном хотели поместить в энциклопедию статьи о Троцком и Бухарине. А то ведь наши люди всю информацию получают от иностранного радио!.. Рассказал, как вызвали нас в ЦК и Суслов заметил: «Народ надо сначала накормить, а уж потом информировать. Иначе будут коллизии». Справедливости ради, следует также отметить, что Антонов-Овсеенко обвинил Спиркина в том, что тот выступил в роли подсадной утки, когда они оба сидели в камере на Лубянке [19]).
Существенная смена советского идеологического каркаса оказалась возможной только потому, что главные «герои» этого процесса также были в масках. Горбачев все свои тексты произносил во славу Ленина и КПСС, придя в результате к совершенно иной парадигме. Еще более изощренную роль сыграл А. Яковлев, которому пришлось выступать не только в роли пропагандиста, но и одновременно цензора в перестройке, которая по определению не имела цензуры, поскольку исповедывала модель гласности. В. Чикин как свидетель того времени пишет [20]: «Помню, вскоре после начала перестройки на встречах с редакторами, которые еженедельно проводил Яковлев, он давал установки оперативного характера, и чувствовалось, что это уже детерминированные установки: разоблачать, обличать, отвергать. Свобода загонялась в определенные изложницы. Получалось: гласность – для несогласных с советским образом жизни, а кто хочет воспользоваться гласностью для защиты – тот консерватор-ретроград».
И еще: «После публикации в «Правде» была дана команда, чтобы все общественные организации, все СМИ выступили и заявили, что не поддерживают позицию Андреевой, зомбиаппарат заработал на полную мощность. Включаешь телевизор – там нас осуждают, на радио и в газетах – то же самое, и так несколько месяцев изо дня в день. Они хотели уберечь целостность мифа о перестройке, потому что они знали, что это миф, в рамках которого было выработано лексическое оружие против СССР, вброшены термины, которые трактовались двояко, – так называемая нетравмирующая лексика. Никто из них не смел сказать: будет дикий капитализм. Все было завуалировано, зашифровано, а тут вдруг – разоблачение».
Именно по этой причине речь идет о людях-масках, реальные их функции были скрыты. Багдасарян говорит [21]: «Насколько самостоятельны в принятии решений президенты самых сильных государств? Я полагаю, это в значительной степени определяется силами, которые за ними стоят. Поэтому надо понимать, какие силы стояли за Горбачевым, какую группу он олицетворял. Напомню, что в позднесоветские годы сформировалась западноориентированная элита, она жила уже фактически на «два дома» и думала о вхождении в единую западную систему с ее материальными благами. Вот эта элита и привела Горбачева к власти».
Получается, что перед нами прошел процесс конвергенции двух систем, к которой стремилась советская элита. Однако этот процесс все равно не был доведен до конца. Элита забрала в свои руки собственность, но оказалась «конвергентной» в западную систему только на уровне покупки особняков в Лондоне или яхт в Средиземном море.
И уже начались процессы обратного порядка. А. Иванов посмотрел на эту проблему намного глубже, требуя изменения не просто текстов, а языков и тех оппозиций, на которых они были устроены [22]: «Мы сейчас находимся в процессе избавления от морока, который можно по-разному называть, я бы назвал этот морок дискурсом журнала «Огонек». Этот дискурс конца 80-х годов царил здесь последние двадцать пять лет. Сейчас мы от этого избавляемся. И должны появиться новые языки, в том числе для объяснения семидесятых годов, где не будут работать оппозиции, предложенные «Огоньком» – советское/антисоветское, официальное/неофициальное. Нужно создавать новые языки, в которых бы включалась другая логика понимания этого периода».
Это не значит, что Советский Союз принципиально проиграл, разделившись на ряд составных частей, но он пока и не выиграл, поскольку нет необходимого экономического роста, а политическая составляющая везде оставляет желать лучшего.
Инструментарий пропаганды помогает строить страны, но и он же ведет к их гибели. СССР погиб из-за своей пропаганды, которая постепенно заменила реальную жизнь. Пропаганда помогает выиграть войну, так как ее интенсивный характер проявляется в относительно краткие сроки, но такой интенсив несет гибель в мирное время, поскольку порождаемая ею модель мира слабо соотносится с реальностью. Люди любят ходить в кино, но если кино будет длиться целый лень, к нему наступает неизбежное отвращение.
Литература
1.
2.
3.