Пропаганда 2.0

И еще: «Кроме травматизации, гестапо использовало чаще всего три метода уничтожения всякой личной автономии. Первый – насильственно привить каждому заключенному психологию и поведение ребенка. Второй – заставить заключенного подавить свою индивидуальность, чтобы все слились в единую аморфную массу. Третий – разрушить способность человека к самополаганию, предвидению и, следовательно, его готовность к будущему».

Беттельгейм выстраивает модель системной, а не случайной трансформации сознания человека, попавшего в заключение. В результате этой трансформации наблюдается вариант стокгольмского синдрома, когда заключенный переходит на ценности того, кто содержит его в заключении. Для него это является единственным путем к выживанию.

Д. Лихачев пишет в книге «Воспоминания» [8]: «Одна из целей моих воспоминаний – развеять миф о том, что наиболее жестокое время репрессий наступило в 1936–1937 гг. Я думаю, что в будущем статистика арестов и расстрелов покажет, что волны арестов, казней, высылок надвинулись уже с начала 1918 года, еще до официального объявления осенью этого года «красного террора», а затем прибой все время нарастал до самой смерти Сталина, и, кажется, новая волна в 1936–1937 гг. была только «девятым валом»… Открыв форточки в своей квартире на Лахтинской улице, мы ночами в 1918–1919 гг. могли слышать беспорядочные выстрелы и короткие пулеметные очереди в стороне Петропавловской крепости. Не Сталин начал «красный террор». Он, придя к власти, только резко увеличил его, до невероятных размеров. В годах 1936-м и 1937-м начались аресты видных деятелей всевластной партии, и это, как кажется, больше всего поразило воображение современников. Пока в 20-х и начале 30-х годов тысячами расстреливали офицеров, «буржуев», профессоров и особенно священников и монахов вместе с русским, украинским и белорусским крестьянством – все казалось «естественным». Но затем началось «самопожирание власти», оставившее в стране лишь самое серое и безличное, – то, что пряталось, или то, что приспосабливалось. Пока же в стране оставались мыслящие люди – люди, обладавшие своей индивидуальностью, умственная жизнь в ней не прекращалась – ни в тюрьмах и лагерях, ни на воле. Чуть-чуть захватив в своей молодости людей «серебряного века» русской культуры, я почувствовал их силу, мужество и способность сопротивляться всем процессам разложения в обществе. Русская интеллигенция никогда не была «гнилой». Подвергнувшись «гниению», только ее часть начала участвовать в идеологических кампаниях, проработках, борьбе за «чистоту линии», и тем самым перестала быть интеллигенцией. Эта часть была мала, основная же уже была истреблена в войне 1914–1917 гг., в революцию, в первые же годы террора».

Лагерь вводит свои правила путем шока. Кроме официальных правил, существуют и неофициальные. Кстати, Лихачева удивило, что Солженицын, расспрашивая его, никак не мог понять, что на Соловках не было противопоставленности уголовных и политических заключенных [9].

К Солженицыну много претензий у разных людей. Процитируем следующее высказывание: «Вот, многие читали солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ» – псевдоисторическое произведение, на мой взгляд, недалекого автора. А теперь давайте откроем архивы и узнаем, как было на самом деле. Правда ли, что в годы репрессий уничтожили 100 миллионов человек? Или даже 160 миллионов, как потом сообщал гражданин Солженицын в своих лживых измышлениях? Конечно же, нет. Правда ли, что на строительстве Беломорканала убили 1 миллион человек? Опять же, нет – там всего работало 150 тысяч. Правда ли, что тот же самый Беломорканал не работал сразу после завершения строительства? Конечно, нет – через него к Архангельску был переправлен Северный флот, после чего «неработающий» канал бомбили финны и за него шли жестокие бои. Зачем им был нужен неработающий канал? Все факты говорят о том, что гражданин Солженицын – лжец. И мне совершенно непонятно, почему подобных персонажей включают в школьную программу. Давайте еще туда включим известную сагу о вампирах «Сумерки». Она имеет примерно такое же отношение к реальности, как «Архипелаг ГУЛАГ» и другие произведения Солженицына» [10]. Кожинов так же восстает против подсчетов жертв у Антонова-Овсеенко [11].