Супруги Митчерлих пишут в своей книге, что вина немцев либо отрицается массовым сознанием, либо перекладывается на других. Они приводят пример того, что приход диктаторства в Германии рассматривается как естественный феномен, который не зависит от индивидов, и пишут, что, говоря по правде, Гитлер не требовал ничего такого, чего не хотели бы миллионы немцев.
Главным вариантом психологической защиты они считают удаление из памяти того энтузиазма, с которым принимались Третий рейх, фюрер и его доктрина, и отмечают: «Нацистское прошлое было де-реализовано, то есть очищено от реальности». И далее: «Избегание травмы может рассматриваться как наиболее важная причина общей дереализации. Защита против скорби по бесчисленным жертвам гитлеровской агрессии, которую в их идентификации с фюрером немцы так охотно и без сопротивления разделили, пришла позже».
Скорбь, как они считают, может возникать только в случае эмпатии с другим. Отсутствие эмпатии к жертвам нацистского режима они видят в том, что имел место процесс психологического вычеркивания из реальности всего этого периода.
Есть и критическое отношение к концепции Митчерлиха [20]: «Я вижу определенную проблемность в их работе. Заглавие указывает на неправильное направление. Эти люди не были неспособны скорбеть. Они оказались эмоционально парализованными, и в этом есть различие. Более того, до этого Митчерлих написал другую книгу, которая называлась «Общество без отца», где отобразил отсутствие отца как чисто социопсихологический феномен. Но в послевоенной Германии было два с половиной миллиона детей, растущих без отцов, он должен был лечить некоторых из них в своей практике в Гейдельберге». Это говорит Г. Радеболд, изучающий влияние детских травм войны.
В. Болебер подчеркивает разрушение защитных ресурсов в случае травмы [21]: «Травматическая реальность разрушает защиты Я и его адаптивные ресурсы, всегда приводит к беспомощности, автоматическому страху и регрессии к архаическим функциям Я. Страх пробивает оборонительный щит души, организм захлестывает такое количество возбуждения, с которым невозможно справиться, в результате Я впадает в состояние полной беспомощности. Случайный чудовищный факт врывается в жизнь человека. Биологическая реакция борьбы-бегства блокирована, человек оказывается во власти травматического состояния, которое обостряется по мере его продолжительности» (см. также о защите на индивидуальном уровне [22]).
Все это требует серьезной помощи. И хоть травма является коллективной, не существует столь же мощного коллективного лечения. СМИ не могут выполнить эту работу. Правда, есть опыт англичан, пытающихся бороться с депрессией с помощью художественной литературы, когда газеты публикуют списки книг такой позитивной направленности.
Г. Гусейнов пишет об аналогичной коллективной травме постсоветского человека [23]: «Психические травмы, вызванные неуместным и неквалифицированным управлением массовым сознанием советского человека, довели людей до того, что они перестали воспринимать как остро травматичный опыт людей, накопленный в ходе так называемых послевоенных конфликтов как за пределами СССР (война в Африке и на Дальнем Востоке, вторжение в ГДР в 1953-м, в Венгрию в 1956-м, в Чехословакию в 1968-м, наконец, в Афганистан в 1979-м), так и на самом постсоветском пространстве (война на Кавказе с 1991 года до сего дня, в Центральной Азии, в Молдове и Приднестровье, с 2014-го – в Украине). […] Культурное измерение этого разрыва или, точнее, этой травмы, многократно повторяемой, можно свести к предельно простой формуле: людям не давали оплакивать умерших, и в конце концов, а в нашем случае к началу распада советско-российской империи, они утратили необходимую для сносного сожительства эмпатию – способность к состраданию. Доказательством истинности этого суждения является высокая эффективность грубой пропаганды, которой не в состоянии противостоять даже относительно образованные слои населения. Подобно замерзшим, а потом оттаявшим мелодиям из романа Рабле или историям про барона Мюнхгаузена, на современного россиянина обрушились идеологические клише полутора столетий, которыми потчевали его предков, начиная с Крымской войны середины XIX века и вплоть до «десяти сталинских ударов» по издыхавшему Третьему рейху».
Одновременно следует подумать и над тем, что те беды и ненастья, которые вспыхивают на постсоветском пространстве, также являются результатом того, что население не признает своей вины за то, что происходит, за свой выбор партий и президентов. Все мы просто прячемся от такой ответственности, вычеркивая ее из нашей головы. Но власть виновата не просто потому, что она плоха, а и потому, что мы также ее избрали.
Итак, на массовое сознание влияют как позитивные мегасобытия, так и негативные. И человечество уходит от своей вины в негативных мегасобытиях, пряча свое прошлое в глубинах подсознания. Оно принципиально не хочет к нему возвращаться.