В ней в довоенное время принимала участие и Э. Ноэль-Нойман [14], широко известная своей теорией спирали молчания [15]. Когда ее пригласили для чтения лекций в США, разгорелся скандал [16–19]. Это было вызвано фактами ее сотрудничества с нацистским режимом. В ответ она отрицала, что была членом нацистской партии, но признавала, что писала статьи и была руководителем низового уровня нацистской студенческой организации. Во время войны с 1940-го по 1942-й она редактировала и писала для еженедельника
Отвечая на обвинения, Ноэль-Нойман сказала: «На мою исследовательскую работу повлияла травма моей юности. Это был опыт жизни вне свободы, что делало область изучения общественного мнения столь увлекательной для меня». Ее слова подсказывают нам, что понимание спирали молчания пришло к ней именно во времена нацистского режима, поскольку человек тогда молчал в условиях единодушия окружающих.
В пятидесятые Ноэль-Нойман не получила визу в США, но потом, когда политика сменилась с антифашистской на антикоммунистическую, она приехала в США в девяностые. При этом Й. Бекер, написавший о ней монографию, все же по поводу ее деятельности после 1945 г. считает следующее [20]:
– опираясь на свои старые связи, она создала частный Институт исследования общественного мнения;
– ряд социал-дарвинистских и нацистских идей из ее диссертации 1940 г. перекочевали в ее книгу о спирали молчания.
Кстати, в поиске материалов о Ноэль-Нойман Й. Бекер нашел материалы о том, что актер Хорст Таппер, известный нам по роли инспектора Деррика в одноименном телесериале, служил в
Л. Дуб (см. о нем [22]) проанализировал достаточно подробно принципы пропаганды Геббельса в статье 1950 г. [23–24]. Это почти два десятка принципов с очень детальными пояснениями. И сделал он это на базе анализа дневников Геббельса.
Однако это опыт работы в закрытых информационных средах. Германия, как и СССР, жила в условиях закрытости от чужих информационных потоков. Современные государства работают в открытых информационных средах, примером чего может служить Интернет. «Стоимость» входа в социальные сети столь мала, что позволяет это сделать каждому.
Поскольку государство является главным игроком на пропагандистской ниве, то негосударственные пропагандистские потоки всегда будут намного слабее. Это может быть как контрполитика, так и контркультура, альтернативные доминирующим (некоторые примеры см. в [25–26], где раскрывается проявление нацистской тематики в современной контркультуре). Молодежная контркультура шестидесятых может трактоваться и как контрход со стороны государственной машины, которая таким образом перенаправила протестные отношения из политики в культуру. Молодежь реализовывала свою протестность, но в более безопасном для государства месте.
Пропаганда – это в первую очередь точка зрения государства (см., например, анализ интереса фонда Рокфеллера к исследованиями в области внутренней пропаганды [27], а также другие работы по анализу внутренней пропаганды [28–31]). Никто иной не пытается вводить общую модель мира для достижения стабилизации социосистемы. Пропаганда становится еще более интенсивной в период конфликта, поскольку это время требует коррекции имеющейся модели мира.
Пропаганда всегда мутирует, чтобы сохранить свою действенность. Она обязательно будет захватывать новые информационные пространства, как только они будут появляться. Подобный процесс произошел с социальными сетями, порожденными Интернетом. Сначала их освоил бизнес, а затем и пропаганда.
Сегодня существенно возросла зависимость власти от населения, по крайней мере, власть моделирует именно это ощущение. Но возросли до недосягаемых прежде высот и способы социального управления, где на первое место вышла коммуникация.
Ж. Эллюль отмечал [32]: «Сегодня факт – это то, что переведено в слова или представления; очень немногие люди могут непосредственно испытывать на себе то, что оказалось переработанным и приняло характер общезначимости, поэтому фактом является то, что передано широкому кругу людей средствами коммуникации, и то, чему был придан определенный оттенок, не обязательно воспринимавшийся очевидцами события. Все эти черты соединены вместе и конституируют те абстрактные факты, на которых строится общественное мнение».
Мы видим, что изменилось даже понимание факта, поскольку фактом становится не то, что произошло, а то, о чем рассказали. А рассказ всегда делается с учетом того фрейма, в который этот факт помещается коммуникатором, то есть скрыто введенной точкой зрения на событие.