Пропаганда 2.0

Р. Шафрански, который впоследствии стал работать у Тоффлера, говорит уже о контроле или формировании поведения вражеских организмов, делая это так, чтобы не разрушить сами организмы [2]. К примеру, сюда подпадает цель заставить противника отазаться от военных действий. И это тоже текст 1994 года.

Если мы посмотрим на еще одну разработку далекого времени, то увидим там очень важное различие. Это разграничение между прямой и косвенной информационной войной [4]. Прямая – совпадает с сегодняшним определением М. Либики, что информационная война – это атака информации на информацию [5]. Другими словами оно звучит как влияние на информацию противника вне влияния на его восприятие и анализ. А вот косвенная информационная война представляет собой создание феномена, который противник должен увидеть и проанализировать сам, чтобы прийти к нужным для коммуникатора результатам.

М. Либики уже с первой своей обобщающей работы 1995 г. проводит мысль, что все это не пространство войны [6]: «Информация не является медиумом войны, за исключением узких аспектов типа электронного глушения». Тогда в работе 1995 г. он объединил под шапкой информационных войн все, что существовало разнородно: от электронной войны до психологической. Либики придерживается идеи, что это не пространство войны, и в 2012 г. пишет по поводу киберпространства: «Одно из отличий киберпространства от других, где ведутся военные действия (земля, вода, воздух, космос), является то, что это пространство искусственно созданное» [7]. Он считает, что понимание его как пространства войны мешает выработке того, как адекватно защищать и атаковать сетевые системы.

К примеру, в четырех иных пространствах сила может заставить «замолчать» другую силу, но это сложно сделать в киберпространстве, поскольку там есть, по крайней мере, сразу три разных пространства: «мое», «чужое» и «общее». Также неработающими оказываются методы, заимствованные из наземной войны, например, захват ключевой позиции или маневр. Этот и другие примеры Либики приводит для того, чтобы показать, что принятие такого понимания мешает осуществлять как оборону, так и атаку.

Или такой пример как невозможность повторить атаку в ответ, который есть в случае кинетического оружия. Уничтожить противника нельзя ответной кибератакой, поскольку все его средства остаются целыми при такой атаке. Значит, и тут нельзя воспользоваться методологией наземной войны.

В этом тексте Либики косвенно без отсылок возвращается ко времени написания своей попытки объединения всего под крышей информационной войны. Он пишет, что это было искусственное объединение, что сотни часов были потрачены бесполезно на выработку варианта единой теории. Информационная война в процессе превращения в информационные операции попутно создала операции влияния и стратегические коммуникации. Созданная кибервойна сбросила с себя психологические проблемы. Единственным плюсом этого процесса стало то, что информационные операции стали более очищенными от чужих представлений.

В базовом тексте 2002 г. американские военные говорят о том, что понятие информационных операций шире понятия информационной войны, поскольку позволяет работать и в мирных условиях [8]. Отсюда возникает законная критика, что информационные операции означают так много, что одновременно это ничего не значит. Кстати, тогда еще писали об информационных операциях как поддерживающих военные действия, а не о самостоятельной специализации. Теперь и это изменилось. Информационные действия могут вестись самостоятельно, представляя для противника такую же опасность, как и просто военные действия.

Сегодня уже можно с уверенностью предсказать реакцию на месседж, поскольку определенная зона мозга, которую изучают с помощью функционального магнитного резонанса, делает это лучше, чем слова получателей данного сообщения [9].

Еще одним источником новых концепций стал РЕНД, где в то время работали Дж. Аркилла (см. о нем [10], список его основных статей [11]) и его соавтор Д. Ронфельдт. Аркиллу часто привлекали к консультациям Пентагона в ходе всех больших операций. Аркилла практически первым привлек внимание всех как к кибервойне, так и к сетевой войне. Соответственно, он смог реинтерпретировать вхождение этих новых феноменов для нужд военных.

А в 1999 г. Аркилла с Ронфельдтом выступили с исследованием по американской военной стратегии [12]. Тогда совершенно необычно прозвучало их предложение отказаться от стратегии открытости, которая, хоть и помогла, по их мнению, развалить Советский Союз, но сегодня оказалась не нужна. Новый подход, ограничивающий открытость, они обозначили как «охраняемая открытость».

До этого времени Аркилла начинал работать в сфере моделирования поведения зарубежных лидеров [13]. И уже тогда основной точкой их анализа стало принятие решений этими лидерами. Это был 1994 г. Холодная война закончилась, и новым объектом стало нераспространение ядерного оружия, как до этого им было сдерживание противника [14].