Прокурор

— Знаешь, на некоторых никакие суды не действуют. А вот после знакомства с кулаками Громилы…

— Нет-нет, такие методы не годятся. Я завтра же поговорю об этом с директором…

Воскресное утро началось тревожно. У Павлинки поднялась температура, на тельце выступила сыпь. Прибежавший Виктор перепугался — не от купания ли? Но медсестра, за которой сходила в медпункт Баринова, сказала короткое слово — корь.

Урусова тут же собралась и повезла девочку домой. Виктор, естественно, поехал с ней.

Вскоре Флору вызвали в контору директора дома отдыха — звонил Заремба.

— Вы хотели посмотреть наших работников в семейном кругу? — спросил Фадей Борисович после приветствия.

— Конечно, — обрадованно ответила Баринова. — Это было бы здорово!

— Сейчас за вами заедет Евгений Иванович, посетим Боржанского. Кстати, познакомлю вас со своей супругой.

— Очень буду рада, — сказала Флора, понимая, что ей предстоит банкет, организованный начальством фабрики.

* * *

Анегин приехал за ней в щегольском ослепительно белом костюме, на среднем пальце правой руки у него красовался массивный золотой перстень с монограммой. Он открыл дверцу «Жигулей» последней модели и, галантно поздоровавшись, пригласил Флору сесть рядом, на переднем сиденье.

Доехали до города незаметно. Там к ним присоединился Заремба с женой.

— Капитолина Платоновна, — представил он журналистке пухлую женщину лет сорока, с капризно сложенными губами и волоокими глазами.

Та протянула Бариновой холеную руку с тщательно ухоженными ногтями и японским магнитным браслетом на запястье. Одета она была довольно скромно — легкое платье из кремовой марлевки. Да и сам Фадей Борисович походил на заштатного счетовода в своих хлопчатобумажных брюках, рубашке с короткими рукавами и соломенной шляпе.

Главный художник фабрики ожидал их, оказывается, не на городской квартире, а на даче недалеко от Южноморска.

Дачка была более чем скромная: маленький деревянный домик посреди участка, расположенного на берегу моря. Десяток фруктовых деревьев, огородик и неизменный виноградник. Возле домика стояла собачья конура. Единственно, что бросалось в глаза, — несколько пышных кустов роз, усыпанных крупными яркими цветами.

Когда машина подъехала к забору, большой лохматый пес выскочил из своей будки и, гремя цепью, зашелся в лае.

Откуда-то из-за виноградника появился Боржанский, в шортах, майке и пляжных сандалиях. Он унял собаку, запер ее в конуре и открыл ворота.

Анегин подогнал машину к самому домику. Гости вышли. Боржанский встретил их приветливо, но руку никому не подал.

— Готовлю, — пояснил он и, видя, что Фадей Борисович направился к крыльцу, сказал: — На природу, на природу! Дышать воздухом…

Все пошли за ним.

Возле самой воды стояли стол, стулья. Рядом в мангале весело трещал огонь под чугунным котлом, в котором шкворчало мясо с луком. Приехавших приветствовала высокая женщина, лет тридцати пяти, в старых потертых джинсах и в майке с короткими рукавами. У нее было продолговатое лицо, мечтательные глаза и пепельно-серые волосы, падающие на плечи.

— Моя жена Эрна, — сказал Боржанский, обращаясь к тележурналистке.

— Очень приятно. Флора, — протянула руку девушка и подумала, что зря вырядилась, как на торжественный прием.

— Плов? — потянул носом Заремба. — Фирменное блюдо.

— Да, — кивнул Боржанский, шинкуя острым ножом морковь.

— Вы еще и кулинар! — воскликнула Флора.

— Только плов, — покачал головой Герман Васильевич. — Память о Средней Азии.

— Но уж зато готовит его — язык можно проглотить, — сказала Эрна. Меня даже не подпускает к котлу…

— Боюсь, не разучился ли, — сказал Боржанский.

Анегин, Заремба и Капитолина Платоновна уселись на стулья, а Эрна потащила Флору в дом (Баринова при этом заметила, что Боржанский укоризненно посмотрел на супругу).

Домик состоял из двух небольших комнат и застекленной веранды. Обстановка — самая простая. Кровати, старомодный платяной шкаф, телевизор старой модели. Зато на всех стенах — картины. Преимущественно пейзажи. В рамках и без них.

— Это все Герман, — с благоговением произнесла Эрна.

Чтобы не казаться невежливой, Флора стала внимательно рассматривать работы Боржанского.

— Здесь чувствуется влияние Юона, — сказала она, указывая на зимний пейзаж.

— Сразу видно знатока! — обрадовалась жена Боржанского и особенно оживилась, когда Флора включила магнитофон: — А вы знаете, Юон пророчил мужу большое будущее! — Она вздохнула. — Если бы Герман захотел… Я ему твержу: займись по-настоящему организацией своей персональной выставки. Ведь у него столько почитателей! Пора бы уж и в Союз художников. В свое время ему предлагал рекомендацию сам Коненков! А Герман говорит: Левитан не был членом Союза художников, но это не помешало ему стать Левитаном… Ну посмотрите, разве это не совершенство? — обвела она руками вокруг. Вам нравится?

— Очень, — кивнула Баринова.

Она остановилась возле небольшого холста с вечерним пейзажем.

— Герман Васильевич не выставлялся в Москве? — спросила она. Кажется, я эту картину видела…