Проклятый граф

– Вообще-то кое-кто, не будем показывать пальцем, но это явно не факел, слышит мысли своего хозяина, – ядовито напомнила девушка, – И если бы этот кое-кто соблаговолил поговорить со мной, и рассказать…

– Обнаглела, да? – с живым интересом энтомолога, узревшего особенно оригинальное насекомое, осведомился хранитель памяти, все-таки переводя взгляд на собеседницу, – Вообще-то, правилами не предусмотрена возможность трепать налево и направо о мыслях своего хозяина.

– Трепи прямо, – Татьяна мило улыбнулась, но тотчас же вновь нахмурилась, – Винс, ты ведь уже рассказывал мне, что он думает! Что, с тех пор правила внезапно поменялись?

– Чего? – хранитель памяти, даже приоткрыв рот от изумления, снова сел и на несколько секунд замер, изучая лицо собеседницы, будто надеясь найти в нем пояснение ее словам, – Где это я тебе рассказывал о мыслях Эрика? Не было такого! Если только… Ты имеешь в виду, когда я предупреждал, что он тебя ищет? – увидев ответный кивок, мужчина совершенно по-кошачьи фыркнул, – То была критическая ситуация, это раз, и то, что он тебя ищет – это не совсем прямо уж мысли, это два.

– Это тоже критическая ситуация! – девушка, стараясь добавить в голос побольше слезливых ноток, молитвенно сложила руки возле груди, – Ты только представь, что будет, если он не перестанет меня игнорировать? Тогда мне будет грустно, одиноко, и чтобы хоть как-то отвлечься, я буду торчать здесь, у тебя, а когда Эрик решит все-таки больше не игнорировать меня или просто захочет погулять с тобой…

– Шантажистка, – хмыкнул, перебивая ее, хранитель памяти, – Можно подумать, если я скажу, что ему нужно время осмыслить, что ему жаль, что он вел себя чересчур уж напористо и он боится этим отпугнуть тебя, тебе станет легче.

– Когда он себя вел чересчур напористо? – Татьяна, изумленно выдохнув, медленно присела на пол рядом с собеседником, недоуменно глядя на него, – Мы же всего лишь разговаривали!

– Еще целовались, – весьма противным голосом напомнил Винсент, – Хотя он не об этом. Он считает, что наболтал слишком много, да и вообще… – заметив, как напряглась девушка, мужчина тяжело вздохнул, и с выражением бывалого столяра, вынужденного в сотый раз объяснять, как выстрогать табуретку, добавил, – Нет, это не о признании. Он полагает, что не надо было так много говорить о смерти там, о страданиях, о боли… Все-таки это не самые подходящие темы для свидания, не находишь? Я вот себе такого не позволял.

– Я не помню, что конкретно ты себе позволял, судить не могу, – девушка слегка поморщилась, – Но неужели все это – причина избегать общения?..

– Эрик считает, что да, – Винсент в очередной раз широко зевнул и, подтянув к себе поближе подстилку, принялся снова на нее укладываться, – Все, старушка, оставь меня, я во сне. Аудиенция завершена, извольте вам выйти… из клетки.

– Обнаглел, да? – беря пример с собеседника, поинтересовалась Татьяна, – Винс, я хотела… Винсент! – видя, что хранитель памяти уже вновь закрыл глаза и явно собирается отправиться в страну снов, она недовольно затормошила его, – Винсент! Проснись, кому говорят, аудиенция еще в самом разгаре!

– Ммм? – хранитель памяти нежно обнял подстилку и, не открывая глаз, приподнял одну бровь. На лице его отразилась блаженная готовность заснуть, не обращая внимания на весьма надоедливую компанию.

– Я тут на днях нашла кое-что, – девушка смотрела на собеседника почти претенциозно, однако, начав рассказывать о своем небольшом приключении, неожиданно сама напряглась, – Совсем случайно нашла, вот честное слово, абсолютно не нарочно!

Выражение блаженства медленно стекло с лица Винсента, будто стертое мокрой тряпочкой. Он открыл глаза и бросил на собеседницу совершенно ясный, без малейшего намека на сон, взгляд, строго сдвигая брови.

– Когда ты начинаешь клясться в честности, я начинаю в ней сомневаться, – негромко произнес он и, упершись ладонью в пол, неспешно сел, оставляя подстилку, доселе нежно обнимаемую, на полу в совершенном одиночестве, – Что ты нашла и где?

– Всего-навсего листочек, – Татьяна невинно улыбнулась, – Совсем ничего особенного. Огрызок дневника, только и всего. Кстати, и вправду огрызок, его словно зубами рвали…

– Чьего дневника? – перебил ее излияния Винсент, теперь уже поднимаясь и на ноги, и взирая на девушку сверху вниз. Последняя, старательно сохраняя на лице выражение совершенной невинности, пожала плечами.

– Какой-то экзальтированной дамочки. Имя там не указано, но она жутко страдает по некоему «Р.», и… – Татьяна ненадолго замолчала, а затем подняла на собеседника уже совершенно посерьезневший взгляд, – И упоминает Альберта.

– Альберта? – хранитель памяти приподнял брови, задумчиво потирая подбородок, – Какое-то знакомое имя…

– Его Ричард упоминал, – вздохнула его собеседница, – Сказал что-то в том роде, что мы наивные барашки, и настоящий серый волк не он, а какой-то Альберт. Но кто это, никто из нас не знает, вот я и подумала, может быть, ты…