Татьяна, прекрасно помнящая «темпераментную» серую мышь, не так давно окончившую свои дни перед вратами Нормонда, легко угадав наезд в свою сторону, причем, вероятнее всего, не столь искренний, сколь провокационный, стараясь держать себя в руках, внимательно посмотрела на вьющуюся уже у ее ног кошку.
– Тио, милая моя, можно я швырнусь тобой в этого хама?
Виконт довольно захохотал. Судя по всему, реакция на его слова последовала именно та, на которую он и рассчитывал, посему юноша, совершенно удовлетворенный этим, счел беседу о темпераментных мышах завершенной.
– Ладно, – уже несколько более серьезно вымолвил он, отворачиваясь от потенциального пациента придворного доктора и обращая вновь внимание на вернувшихся путешественников, – Что там у нас с баранами?
Хранитель памяти утомленно вздохнул и, сунув руки в карманы, бросил грустный взгляд на занятый стул. После чего, видимо, решив отвлечься от печали разговорами, все-таки ответил.
– Смотря с которыми. Я тебе их много перечислил.
– Да, и я уже ни одного не помню, – отмахнулся Роман, – Так что давай еще раз и хоть немного более подробно.
Винсент, на которого вновь свалилась обязанность придворного сказителя, недовольно поморщился.
– Интересно, где на мне написано «сказочник»? – буркнул он и, не позволяя обрадованному обилием вариантов ответа виконту даже открыть рот, начал рассказ, – Я уже сказал, что до дома мы дошли быстро. Зашли внутрь, осмотрелись, Татьяна обнаружила дверку и пошла приставать к ней.
– Угу, – мрачновато откликнулась девушка, – А дверка начала на меня злобно ругаться рифмованными пророчествами.
Молодой человек, оглянувшись на не менее удивленного таким поворотом событий оборотня, слегка приподнял брови.
– Интригующе, – отметил он, – И что же там было, в злобно зарифмованных пророчествах?
– Можешь почитать сам, – хранитель памяти уверенно вытащил из кармана сложенный вдвое лист бумаги, на обратной стороне которого записывал пророчество, не менее уверенно развернул его и, посмотрев на размазавшиеся за время пути буквы, пригорюнился, – Или не можешь… Надеюсь, хотя бы в этом доме карандаши обитают?
– А что, в старенькой избушке, где вас подстерегал братец-грабитель, карандашиков нет? – казалось бы, искренне изумился Роман, – Или он не только пальмы тырит?
– Он пальмы не в избушке тырит, а возле речушки, – несколько мрачновато отреагировала девушка, – Тебе же…
– Я протестую! – Винсент, на которого, как всегда, по мнению Татьяны, не ко времени напал стих шутить, негодующе упер руки в бока, – Это был ручеек!
– Боже, да какая разница? – девушка недовольно всплеснула руками. Хранитель памяти вознегодовал еще сильнее.
– Как «какая разница»? Ручейки тоже имеют право существовать на этом свете! И коли у них нет заступника, их буду защищать я, до последней капли крови! Я прекращу эту бессовестную дискриминацию!
Роман, крайне заинтригованный прозвучавшими словами, вежливо изогнул бровь.
– О, как интересно… В чьих-то жилах скопилось слишком много крови? Ну, что ж… – он легко соскочил с балюстрады и склонился в сторону мужчины в изысканнейшем поклоне, – Я готов быть вашим противником, месье де ля Бош. Где моя шпага?
– Так вы, господин де Нормонд, против ручейков? – грозно осведомился хранитель памяти, делая весьма решительный шаг вперед, – В таком случае…
– Да хватит вам! – не выдержала Татьяна, – Нашли, тоже мне, время и… У тебя есть шпага? – неожиданно осознанный факт заставил ее перебить саму себя и с интересом воззриться на молодого человека, – Серебряная?
Юноша, тот час же отвлеченный от перспективы кровавой драки за права ручейков, ухмыльнулся, переводя взгляд на более интересный объект для беседы.
– Ты хочешь убить Ричарда? – очень ласково и проникновенно осведомился он и, переделав ухмылку в сладкую улыбку, промурлыкал, – Не переживай, с этим я справлюсь и сам.
Оборотень, который после прозвучавшего вопроса от неожиданности даже поперхнулся, нахмурился, по примеру Винсента шагая вперед и оставляя пантеру позади.
– Ах так? Можешь считать, что теперь у тебя два противника, де Нормонд! Я дорого продам свою жизнь!
– Черт возьми, да умолкните вы!! – граф де Нормонд, который уже на протяжении некоторого времени предпринимал интеллигентные попытки вежливо напомнить о своем существовании, наконец не выдержал, резко повышая голос и рывком поднимаясь на ноги. В холле повисла тишина. Столь яростное выражение недовольства было так нетипично для Эрика, казалось настолько диким и неправильным, что присутствующие, откровенно ошарашенные им, некоторое время совершенно искренне не находились, что сказать.
Блондин не преминул этим воспользоваться.
– Благодарю, – уже на порядок тише вымолвил он, – Довольно болтать обо всякой ерунде, существуют вопросы куда как более важные.
Роман, моментально выпавший из общего ступора, воодушевленно кивнул.
– Безусловно! И главный из них – здоровье моего братика, на которого общение с родственной мелочью как-то очень плохо повлияло.