Проклятый дар

– Да. Я пьяный на дежурство пришел… ну, не пьяный, чтобы в дым, а так, выпивши. Он сказал, что мне никто не поверит, потому что я пьяная скотина, а Федька-ирод меня на освидетельствование затащил, чтобы было документальное подтверждение.

– Стоп, с вами понятно. С Аленой что? – оборвал его Матвей.

– Так не знаю я, что с Аленой! В том-то и беда! Они ж меня уволили и даже на территорию не пускают. – Петрович с ненавистью уставился на кирпичный забор психушки.

– А мне ты зачем все это рассказал? – спросил Матвей.

– Затем, что ты там один нормальный и тебе ведь жалко ее, я знаю.

– Жалко у пчелки, пчелка на елке… – вдруг не к месту вспомнился детский стишок. – Жалостью тут не поможешь.

– А помочь готов? – с надеждой в голосе спросил Петрович.

– В меру своих скромных сил, – ушел он от прямого ответа. – Мне бы на нее сначала посмотреть.

– Вот и я о том же! – Петрович схватил его за рукав. – Ты посмотри, молодой, как она там, а я доказательства организую.

– Какие доказательства?

– Вещественные. Та мразь думает, что меня можно сожрать и не подавиться, а меня еще хрен сожрешь! Вот доказательства. – Петрович достал из кармана мобильник. – Я все записал: и про угрозы, и про овощ, и про то, что Алене Михайловне никто не поможет, потому что этот сморчок не позволит. Ты послушай, молодой, послушай.

Запись слушали молча. Матвей не удержался, стрельнул у напарника сигарету. Ну, для суда это, может, и не самые подходящие доказательства, а вот для разумного шантажа…

– Запись я пока у себя оставлю. – Петрович отключил телефон, и визг Стешко оборвался на полуслове. – Не обижайся, молодой, я тебе доверяю, но мне так спокойнее будет. Ты уже иди, не опаздывай. Сегодня ты за ней присмотришь, а завтра я что-нибудь придумаю. Может, с шефом ее поговорю. Или лучше ты, а? – Он посмотрел на Матвея с надеждой. – Ты выглядишь интеллигентно и вообще, а мне кто ж поверит с моей харей?!

– Я поверил, – сказал Матвей и глянул на часы.

– Спасибо, молодой! Вот не ошибся я в тебе, не разучился еще в человеках разбираться.

– Петрович? – Матвей внимательно посмотрел на напарника. – А у тебя, часом, нет ключа от запасной калитки?

– Это той, которая на замок заперта и не открывается никогда? У которой ты вчера шарился?

– Той самой. Так есть?

– Сейчас. – Петрович полез в карман куртки, загремел ключами, снял с кольца один, протянул Матвею и спросил: – А тебе зачем?

– Да так, на всякий случай. – Тот широко улыбнулся в ответ.

– Замок заедает, сначала нужно влево на пол-оборота повернуть, а потом уже вправо. А вот и еще один ключик, от пожарного выхода, того, что в конце коридора. Стена торцевая, и сразу забор с калиткой. Это я тоже на всякий случай… – Петрович хмурил седые брови и рассматривал Матвея с мрачной пристальностью, точно до сих пор не решил, можно ли ему доверять.

– Спасибо, учту. – Матвей сунул оба ключа в карман джинсов, пожал протянутую руку и поспешил к воротам, но через пару шагов остановился, сказал с чувством: – Хороший ты мужик, Петрович!

Напарник ничего не ответил, лишь махнул на прощание рукой…

Ася. 1943 год

Бабка Шептуха точно в воду глядела, когда рассказывала, что ждет Асю в деревне. Так и случилось, как она напророчила.

Односельчане Асю сторонились. Бабы недобро косились, шептались за спиной, а стоило только обернуться – замолкали. Мужики поглядывали с жалостью, точно на юродивую, провожали хмурыми взглядами.

– Это все из-за Захара, из-за ирода этого, донька! – говорила мама. – Они ж думают, что он тебя… – она стыдливо замолкала, принималась теребить уголки платка, – что ты из-за этого умом тронулась.

Ася отмалчивалась. Да и что сказать? Как объяснить маме, что дело тут вовсе не в Захаре, а в ней самой?

– Донька, ты бы на болото не ходила, – продолжала уговаривать мама. – Ну что там, на болоте? А люди шушукаются, разное про тебя говорят. Да бог с ними, с людьми! Асенька, немцы же лютуют, партизан ищут, пособников их. А ты каждый день в лес… А ну как заподозрят что?