Проклятое число

Они стояли посреди выжженого пустыря под палящими лучами Златолика. Пуэлла осторожно сделала шаг вперед, затем — еще один и еще. Она медленно узнавала это место. Шикк, родной маленький городишко, еще совсем недавно начавший именовать себя так с полной гордостью. Правда вот, никаких зеленых оград, цветов, что валяются на дорожках, стройных деревьев с раскидистыми кронами здесь не было.

Только покосившиеся дома, похожие на горы хлама, и полуистлевшие трупы, валющиеся в пепелище.

— Ты узнаешь это место? Прелестная деревенька, не так ли? А домик? Взгляни, ну что за чудо!

Пуэлла подняла глаза, всматриваясь в унылую постройку неподалеку. Крыша подсела, почтовый ящик превратился в кривой штырь, торчащий из земли. В пыли, на земле у разбитых окон, лежали шторки и тюль, наполовину сгоревшие и испачканные золой. Знакомые, родные. Те, что она раздвигала каждое утро, чтобы посмотреть на домик Амики.

— Ты лжешь мне. — Твердо сказала она. — Это лишь мираж.

— Пока что да, — кивнула тварь. — Но весь этот ужас случится совсем скоро, если ты будешь упрямиться и дальше. Все-таки, я Оракул, глашатай воли Демиургов при их жизни и величайшая из чтецов жизней и судеб — сейчас. Мои видения никогда мне не лгут, пусть и бывают они в последнее время крайне редко.

Словно завороженная этой жуткой, душераздерающей красотой, Пуэлла медленно направилась к разрушенным дверям своего маленького домика. Сбитые ступеньки почти полностью провалились, балясины валялись тут и там, на них виднелись следы огромных острых зубов. Девушка собралась с силами и ступила внутрь, в маленькую прихожую, что теперь была сырой и неуютной. Откуда-то из-за угла повеяло привычным ароматом травяного чая и печенья вперемешку с чем-то тошнотворно отвратительным. Тихо вздохнув, девушка юркнула на кухоньку, которую покинула всего несколько жалких деньков назад.

Амика и дайра Лакрим были внутри: первая сидела, как обычно, на столешнице, облокотившись об уцелевший участок стены рядом с огромной зияющей дырой, вторая — за круглым столиком, скукожившись, прижавшись щекой к пыльному дереву. Ее лицо было высушенным, словно принадлежало древней мумии, седые волосы торчали в разные стороны.

«Должно быть, они умерли внезапно».

Поза Амики была непринужденной, рыжие волосы, чуть подпаленные, лежали на иссушенных плечах. На тощих коленях осталась упаковка печенья, которую та крепко сжимала в руках в момент неожиданной гибели. Пуэлла поняла, что плачет, горько и беззвучно, а тело пронизывает такая боль, словно прямо сейчас кто-то резал ее заживо огромным ножом для мяса. Никогда прежде она не думала, что печаль может быть такой ощущаемой, такой жуткой, такой физически реальной.

— Вот оно, то самое видение. Добро пожаловать в мою жизнь.

— Это ужасно.

— И именно поэтому я говорю сейчас с тобою! Взгляни на своих родных. Вообрази, что станется с остальными городами и с целыми Державами. Выживет ли Аврора? Выживет ли Вин? Выживет ли хоть кто-нибудь в этом кошмаре? — она склонилась к ее уху, и Пуэлла зажмурилась от страха и ненависти. — Корвус хочет спрятать тебя в своем клятом Задымье. Он знает, что никто, кроме него и тебя, не может чувствовать себя в безопасности здесь, и пользуется этим. Но разве станет он утаскивать сюда все Двенадцать Держав? Всех тех людей, что будут страдать и умирать в страшнейших муках? И если бы только умирать: их души, сожранные декурсиями, не будут способны переродиться и сгинуть навечно в уродливых желудках, слившись с душами тварей и делая тех еще сильнее!

— Быть может, переждать набег в Задымье будет хорошим вариантом, — смело ответила Пуэлла. Спокойно рассуждать о будущем, стоя прямо перед трупами бабушки и лучшей подруги, было нелегко, но Пуэлла твердо решила, что постоит на своем. — К тому же, ты ошибаешься насчет опасности: Корвус сказал, что сны никому не причиняют особенного вреда.