Проклятое число

— Она выполняла все его приказы, не спрашивая и не уточняя. Когда же настал черед, и роковое число тринадцать поставило все на свои места, девица, глупая и влюбленная, перерезала себе горло маленьким ритуальным ножиком на цепочке — одной из деталей Антарса. Корвус пообещал ей, что так она сделается сном и будет иметь возможность вечно находиться рядом с ним в его заточении. К тому моменту они оба уже пришли к выводу, что вырваться у него не получится еще целую вечность — но эту вечность Бона желала разделить с ним.

«Так вот почему Бона не выглядела как астральное тело, окутанное призрачной дымкой! Она была сном, и именно поэтому ни Шиа-Мир, ни кто-либо иной из преподавателей ее не замечал!»

— Правда вот, со дня смерти Боне был закрыт проход к Корвусу. Ее несчастную душу — проекцию, что надеялась до последнего остаться с любимым — поместили в Антарс, в то время как по Университету осталась блуждать лишь оболочка сна, напичканная воспоминаниями и чертами Боны, но не являвшаяся Боной в полном смысле этого слова. Думаю, она уже растворилась сейчас: такие существа болтают бред, смешивая события прошлого с собственным вымыслом, устраивают безумные выходки, а затем быстро исчезают, ибо в них нет никакой начинки — только шкурка, оставшаяся от личности, жалкий ошметок, не различающий сумасшествие сна от суровой реальности и с каждым мигом все менее и менее способный вести даже примитивный диалог.

Пуэлла вздрогнула. Видение, как пазл, стало распадаться перед ее глазами, и спустя мгновение они с Оракулом снова находились в кромешной темноте. Руки у девушки дрожали, но теперь она могла хотя бы пошевелить ими; в голове происходила куча-мала, и лавина мыслей мешала сформулировать нормально даже единственное предложение. Впервые в жизни, пожалуй, девушка прочувствовала на себе горький привкус выражения «не знаю, что и думать». Потому что она действительно не знала. И это было ужасно.

Она помнила, как Бона переродилась, войдя в Анахату Корвуса — но была ли это настоящая Бона? Или просто кусочек живого существа, разорванного на части, клочок изначальной сущности, оставленный снаружи, в то время как большая его часть пошла на активацию странного артефакта, призванного спасти человечество?

«Впрочем, Корвус ведь управляет снами, разве нет? Он — их создатель и повелитель, а это значит…»

У Пуэллы вышибло дух. Она часто моргала, глядя не на Оракула, а как бы сквозь нее, и никак не могла смириться с пришедшей ей в голову ужасной идеей.

«…а это значит, что сам Корвус поддерживал жизнь в этой остаточной сущности. Он позволял Боне — хотя навряд ли это безумноватое нечто можно назвать Боной — вести себя естественно для разлагающегося сна, но в моменты нужды связывался со мной через нее, говоря губами влюбленной дурочки, как через микрофон. Неудивительно, что та особенно вспылила, увидев предателя вживую после причиненных страданий, но вовремя умерила свой пыл, так ничего и не сказав про фальшивую влюбленность треклятого ворона. Это Корвус заткнул ей рот, это он же разыграл всю эту трогательную сценку с перерождением, пока настоящая девушка по-прежнему страдала и страдает внутри Антарса».