Проклятое число

— Смертные женщины быстро показали себя неподходящими вариантами для заключения контракта, — ответил альбинос. — И я переключился на сны. Да-да, все именно так, ты не ослышалась: я стал создавать хозяек из той материи, которую знал лучше своих пяти пальцев. Я ткал их из мыслеобразов, наделяя красотой и стройностью, обаянием и умом, однако, хоть они и становились живыми по мановению моей руки — в конце концов, я был силен, как любой Демиург — поставить на их животах Печать Согласия оказалось невозможным. Вместо сияющих золотистым узоров выходили Пятна Отречения. Раз за разом.

Те девушки, которых я создавал, служили мне верой и правдой, как и все сны — ведь я был их хозяином и повелителем. Однако вовсе не этого мне бы хотелось. Я мечтал о настоящей хозяйке, о такой, что была у каждого фамильяра на свете. И я, хоть и был божеством, не знал, как же найти такую. Где ее искать…

Он всхлипнул, и Пуэлла крепче прижалась к нему. Сердце раздирали противоречивые чувства — поразительной силы любовь и примерно настолько же ярая ненависть — однако, чем больше она слушала ворона, тем сильнее понимала, что не может не восхищаться им. В нем было что-то гипнотическое, что-то знакомое и очень важное, что-то… такое, что было не выразить словами.

Пуэлле хотелось защищать Корвуса, хоть она и была всего лишь малолетней девчонкой без особых талантов. Пожалуй, сейчас она даже отдала бы за него свою жизнь.

Это было очень странное ощущение — любовь-ненависть с примесью неудержимой страсти. Девушка коснулась губами шеи альбиноса, и тот приятно ахнул от неожиданности.

— Ну же, продолжай, — прошептала она. — Мне очень интересно слушать.

И тот послушно продолжил:

— Я создавал одну хозяйку за другой, а затем бросал их, ведь ни с одной из них мне так и не удалось заключить контракт. Все они были снами с самого начала — существами непохожими на людей, странными и влюбленными в меня до ужаса, однако это было не то, чего я бы желал.

И вот однажды мой слуга, дежуривший на границе Задымья, доложил, что увидел Конкордию вместе с молодой девушкой, разодетой в пух и прах. Я сразу же понял, что богиня наконец-то привела мне в качестве хозяйки свою дочь, и обрадовался так сильно, что зарыдал, и из слез моих, пролитых впервые за столькие века, родились первые в мире счастливые сны: маленькие, жалкие, но все же счастливые, они улетели прочь, к тем, кто спал в Двенадцати Державах, и люди возрадовались, ибо настали лучшие времена.

А потом я облачился в прекраснейший из нарядов, который только смог вообразить, и вышел в окружении торжественной процессии слуг, чтобы встретить хозяйку. До сих пор помню свой бело-золотой плащ с высоким воротником и сапогами, каблуки которых выбивали искры о землю, ажурные браслеты до локтей и длинные ожерелья в несколько слоев. Я подвел глаза ярко-красным, губы были черными, как ночные небеса.