Проклятие Шалиона

Похоже, ворона увидела хлеб, потому что при приближении Кэсерила никуда не улетела. Он протянул ей кусок. Сияющая черным опереньем птицы некоторое время изучала человека, после чего быстро выхватила хлеб из его пальцев. Жесткий клюв ущипнул кожу, хотя и не поранил, а потому Кэсерил сдержался и не отдернул руку. Птица отряхнулась, расправила крылья, потянулась, опять что-то пробормотала и дважды каркнула, наполнив резким звуком маленькую комнату Кэсерила.

– Ты должна говорить не «Кар-кар», – сказал Кэсерил, – а «Кэс-Кэс».

Конечно, он просто развлекался и одновременно развлекал птицу, обучая ее шалионскому наречию: произнося свое имя, имитировал птичий акцент. Но, увы, несмотря на обильные подношения в виде новых кусков хлеба, шалионский вороне давался еще хуже, чем дартаканский – принцессе Изелль.

Стук в дверь прервал его педагогические усилия, и он спросил:

– Кто там?

Дверь открылась. Ворона захлопала крыльями и, оттолкнувшись от карниза, полетела. Кэсерил проследил, как она, вначале спикировав вниз, поднялась, воспользовавшись порывом утреннего ветра, дующего вдоль стен замка.

– Милорд ди Кэсерил, при… – голос оборвался. Кэсерил отошел от окна и, повернувшись, увидел ошеломленное лицо пажа, стоящего в проходе двери. Кэсерил с досадой вспомнил, что так и не успел надеть тунику.

– Слушаю тебя, мальчик! – сказал Кэсерил и, не торопясь, надел, предварительно встряхнув, свою тунику. – Что ты хочешь сказать?

Он совсем не собирался выслушивать комментарии мальчика по поводу своей исполосованной спины и дал это понять суровым тоном.

Паж сглотнул и начал заново:

– Милорд Кэсерил! Принцесса Изелль просит вас прибыть к ней непосредственно после завтрака.

– Спасибо! – кивнул головой Кэсерил, и паж выкатился из комнаты.

Утренний поход, сопровождать в который принцессу должен был Кэсерил, был всего лишь прогулкой в зверинец, которую давно обещал сестре король. Орико сам взялся провести эту экскурсию. Войдя в зеленый зал, Кэсерил обнаружил короля, дремлющего после завтрака. Проснувшись, Орико потер лоб, словно он болел. Сбросив с туники крошки, он подхватил стоящую у его ног сумку и повел Изелль, Бетрис и Кэсерила из замковых ворот через сад.

У конюшен они встретили Тейдеса, вокруг которого формировалась партия охотников. Мальчик просил об этом развлечении с первого дня, когда только приехал в Зангру. Просьбу принца взялся выполнить лорд Дондо, который возглавил команду, состоявшую из полудюжины придворных, группы грумов и загонщиков, трех свор собак и, наконец, ди Санды. Сидя на спине гнедого коня, Тейдес радостно приветствовал сестру и брата-короля.

– Лорд Дондо говорит, что на кабана идти еще рановато – лист не упал, – сообщил он. – Но нам может и повезти.

Грум, сидевший на коне рядом с принцем, был нагружен изрядным арсеналом всевозможного оружия, включавшим новый лук и копье на кабана. Изелль, которую на охоту не пригласили, смотрела на приготовления с некоторой завистью.

Ди Санда удовлетворенно улыбался – насколько он вообще мог быть удовлетворен в такой ситуации. Наконец лорд Дондо гикнул, и блестящая кавалькада быстрой рысью выехала со двора. Кэсерил смотрел им вслед и не мог понять, отчего ему так грустно смотреть на эту красивую череду коней и блестящих всадников, которые составляли столь живописную картину на фоне осенней природы. Наконец он понял: ни одному из спутников Тейдеса не было меньше тридцати лет, а значит, ни одному из них не хотелось стать Тейдесу просто другом; каждый преследовал какой-то интерес. Если бы у этих царедворцев были бы хоть какие-нибудь мозги, они позвали бы с собой своих сыновей и дали бы природе решать все дела обычным чередом. Нет, конечно, в этом случае тоже могло все пойти не так, но все-таки…

Обойдя конюшни, Орико и его спутники вошли в здание зверинца. Там они нашли грума Умегата, заранее предупрежденного о визите короля и его сестры. Грум стоял у открытых ворот зверинца, склонив голову с косичками в почтительном поклоне.

– Это Умегат! – представил грума сестре король. – Управляется с моим зверинцем. Рокнариец, но хороший человек.

В глазах Изелль мелькнуло беспокойство, но она подавила его и, кивнув груму, на хорошем придворном рокнарийском сказала:

– Да будет благословен всеми Святыми день твой, Умегат!

Как отметил Кэсерил, грамматически она выразилась не очень точно: в таких формах господин говорит с воином, но не со слугой.

Глаза Умегата расширились, а голова склонилась еще ниже, и он ответил на чистейшем диалекте Архипелага, в грамматических формах, с которыми рабы обращаются к господам:

– Да благословят и ваш день все Святые, моя госпожа!

Кэсерил внимательно посмотрел на грума. Тот явно не был полукровкой, выросшим и воспитанным в Шалионе. Интересно, какими извилистыми путями жизнь привела его сюда, в зверинец короля Шалиона? Желая удовлетворить свой интерес, Кэсерил обратился к нему в формах, которые один слуга, повыше положением, использует по отношению к другому, положением ниже:

– Далеко же тебя забросило от дома, Умегат!

По губам грума пробежала легкая улыбка.