Проклятие неудачного четверга

Реакция Ари была для меня неожиданной. Я надеялся, что она поймёт. Мне казалось, что она расстроится из-за меня и моей увядающей дружбы. В конце концов, она сама видела, как Эдвин спас нас в ПУКе. Но я ошибся (что лишний раз доказывает, что девочку-гнома понять ещё сложнее, чем эльфийку или человека).

– Грег, а ты не рассказывал ему о наших тренировках? – спросила Ари в испуге. – Я знаю, вы друзья, но ты не имеешь права рассказывать ему об этом. Это может стоить всем очень дорого!

– Но он же мой друг, – сказал я. – Он спас нас позавчера.

– Это не важно.

– Важно, – не согласился я.

– Грег, ты должен быть осторожнее, – не унималась она. – Мне очень хочется мира, но эльфам нельзя полностью доверять. Исключение только подтверждает то, что складывалось тысячелетиями.

А что, если она права? Что, если Эдвину нельзя верить? Я верил ему: ничто не могло изменить этого. Но что, если я ошибался? Кто я такой, чтобы решить, что моё мнение выше мнения других гномов?

А всё потому, что Эдвина я знал лучше, чем всех остальных. У истории нет ни лица (если бы было, то с бородой), ни эмоций. Это просто последовательность событий, и у каждой в отдельности есть свой подтекст. История – это вовсе не то же самое, что связь между двумя живыми существами.

– Представь, что кто-то тебе сказал, что нельзя верить Лейку. Или Игану, – сказал я. – Как бы ты поступила? А ведь именно этого ты требуешь от меня.

Ари внимательно посмотрела на меня и слегка смягчилась. Видимо, она вдруг действительно поняла, что до неё и других гномов у меня совсем не было друзей. Этот самый Эдвин был моим первым и до недавнего времени единственным другом.

– Прости, – сказала она. – Не стоило мне так злиться. Видимо, я не совсем честна с собой. А ведь я на стороне Мсти, которая уверяет всех, что мы не должны сторониться эльфов. Что мы должны сплотиться. Со всеми расами, всеми существами, чтобы, когда вернется магия, мы не нападали друг на друга. А сама злюсь на то, что ты общаешься с Эдвином…

– Есть ещё кое-что, – сказал я.

Она нервно приподняла бровь.

– Эдвин почти уверен, что за похищением моего отца стоят эльфы, – сказал я. – Не официальные эльфы, а запрещённая группа, которая пытается начать восстание против его отца и эльфийского магистрата. Я никому не говорил, чтобы это не привело к войне…

Ари поморщилась, как будто у неё ёкнуло сердце. Но не из-за меня или моего отца. Она понимала, что я прав: как только Совет узнает об этом, ничто не сможет остановить новую войну. И будет не важно, какие эльфы виновны в этом.

– Я никому не расскажу, – сказала Ари. – По той же причине, что и ты. Но, Грег, будь осторожен. Нельзя, чтобы мы натворили что-то, что подтолкнёт гномов к войне. Сохранить мир это… важнее, чем твой отец.

Я глубоко вздохнул, зная, что она права. Впрочем, ведь я и всё равно не знал, где он. Так что мне пока не придётся с этим бороться. А если я узнаю, где его держат, смогу ли я (буду ли я) спасать его, рискуя спровоцировать всеобщую войну?

* * *

Эдвин уже был в библиотеке, когда я пришёл этим же вечером. Перед ним стояла доска с шахматами.

– Подумал, что неплохо бы снова обыграть тебя, – сказал он с усмешкой. – Как в старые добрые времена.

– Ну-ну, подумай хорошенько, – сказал я, усаживаясь. – Ты не забыл, что я теперь владею магией? Если я проиграю, то превращу тебя в суслика своими злыми чарами.

– Ну да, как типичный гном, – сказал Эдвин.

Он хотел пошутить, но шутка получилась неуместной. Поэтому мы перестали улыбаться, и Эдвин кивнул на доску. Он уступил мне белые, зная, что играет лучше и что мне нужна хотя бы маленькая фора, которую давал первый ход. Так у меня появлялась возможность задать тон всей игре. Я открыл партию ходом, который спровоцировал бы эффект домино. Эдвин сделал ответный шаг, даже не задумываясь.

– Твои родители разговаривают с тобой? – спросил я.

– Более или менее, – сказал он, склонившись над доской. – Они отстранили меня от большинства семейных обязанностей, и мне запрещён вход в наши офисные здания. Но они простили меня, потому что я сказал им правду, что защищал своего лучшего друга от смертельной опасности в виде отморозка Перри. И совсем не думал о каких-то социополитических последствиях и всём прочем. Похоже, они поняли, хотя им совсем не понравилось, что я называл тебя лучшим другом. Хорошо, что они всегда недолюбливали Перридринклов.

– Это радует, – сказал я, делая следующий ход. – Мне кажется, он наткнулся не на того эльфа.

Эдвин хмыкнул над моим каламбуром.

– Ага. Из-за меня он попал в перридрягу, – сухо заметил он.

Мы оба засмеялись, но не так задорно, как прежде. Эдвин замешкался у шахматной доски, и я подумал, что он действительно обдумывает свой следующий ход. Но потом я понял, что это совсем не так – он пытался решить, как лучше сказать мне то, что я не хотел бы слышать.

– Чем дальше, тем хуже, – начал Эдвин. – Уверен, что это не из-за твоего отца, но почему, так и не могу понять. Знаю, что ничего хорошего ждать не приходится. Особенно учитывая все обстоятельства.