Паутина света раскололась и угасла, песня умерла, и прежний мир сомкнулся вокруг Каншелла. Задыхаясь от потрясения, серв пошатнулся, сначала из-за слабости в ногах, а затем — когда его задела толпа людей, бегущих из ложи. Колонистов подгонял осуждающий гнев ходячего оружия, что обращалось к ним.
— Вашим суевериям конец, — провозгласил Аттик, — как и моему терпению, как и этой деревне. Всё заканчивается
Йерун упал на четвереньки, в голове звенело от ударов бегущих ног. Свернувшись в клубок, серв пытался защититься от них, но вскоре ложа опустела — даже самые истово верующие колонисты поспешили выполнить приказ грозного великана. Не торопились только верховный жрец и Ске Врис: подняв голову, Каншелл увидел, как они проходят мимо нависающего над всеми космодесантника. Послушница уважительно поклонилась Дуруну, но её господин, по-прежнему не снимавший капюшона, шел прямо. Затем оба вышли в ночь, и Йерун остался в ложе наедине с капитаном Железных Рук.
— Мой господин, — прошептал Каншелл, понимавший на самом важном, духовном уровне, что не сделал ничего плохого. Но, в царстве мирских законов и в глазах наиболее бесчувственных легионеров, он нарушил правила. Йерун не просил о пощаде, не собираясь предавать истину своей веры.
К тому же, «прощение» было чуждым понятием для подобных созданий.
— Чем это ты тут занимался, серв? — произнес Аттик низким, ужасным электронным голосом, едва слышимым сквозь доносящееся снаружи рычание моторов.
Каншелл открыл рот, но ничего не ответил — говорить было нечего. Никакая правда, ложь или мольба ничего бы не изменили, с тем же успехом серв мог попытаться предотвратить словами наступление ночи.
В ложу зашел Гальба, остановившись позади Дуруна.
— Капитан, — обратился к нему Антон, — колонисты собраны. Если вы желаете говорить с ними…
Аттик повернулся к сержанту.
— Я не стану
И капитан ушел, забыв о Каншелле — серв был настолько ничтожен, что мог привлечь внимание легионера лишь на несколько секунд.
Гальба, оставшийся в ложе, посмотрел вниз.
— Поднимайся, Йерун.
Каншелл кое-как встал на ноги.
— Что ты здесь делал? — вопрос Антона не был риторическим, сержанта действительно интересовал ответ.
Серв не понимал, в чем заключен истинный смысл «поклонения», пока не познал учений «
Каншелл не ответил Аттику, понимая, что это окажется бессмысленным. Зная, что Антон воспримет новую правду из уст серва не более радостно, чем капитан, Йерун также понимал, что не должен ничего скрывать от своего господина.
— Подношение Богу-Императору, — произнес он.
Увидев, как Гальба на мгновение закрыл глаза, Каншелл с удивлением осознал, что космодесантник может выглядеть уставшим. Затем сержант снова посмотрел на слугу, в этот раз со страдальческим выражением лица.
— Я должен наказать тебя. По крайней мере, мне следует объяснить абсурдность твоих действий, указать, что ты прямо нарушил указы Императора и Его пожелания.
— Да, господин сержант.
— Но, думается мне, если ты способен превозмогать здравый смысл до такой степени, что бредовая парадоксальность
Промолчав, Йерун склонил голову в знак согласия, смирения… и непреклонности.
— Этот культ широко распространился среди сервов?
— Да.
Антон хмыкнул.
— Из-за ночей, должно быть, — пробормотал сержант, скорее говоря с самим собой, а не Каншеллом. — Безотчётный ужас приводит к безотчетной надежде.
Он коротко, тихо и мрачно усмехнулся.
— Йерун, если бы ты знал, сколько подобных вещей творится вокруг… — повернувшись к выходу, Гальба продолжил. — Я не собираюсь тебя наказывать, и, к тому же, — он обвел ложу правой рукой, — всё это скоро закончится.
— Господин сержант? — позвал серв, но Антон уже уходил. Каншелл побежал было следом, но вспомнил о «