Ни на секунду не задаваясь вопросом, почему именно
Альме было грустно заниматься подобными делами, но все соглашались, что так будет лучше. У Ретты в «Керкбрайде» будет своя комната, так что другим пациентам она навредить не сможет; с ней круглосуточно будет находиться медицинская сестра. Все это успокаивало Альму. Более того, в приюте применялись современные научные методы лечения. От сумасшествия Ретту собирались лечить гидротерапией, вращением в центрифуге и добрым, милосердным отношением. У нее не будет доступа к огню или ножницам. В последнем Альму заверил сам доктор Керкбрайд, который уже поставил Ретте диагноз: по его словам, она страдала «истощением нервной системы».
Итак, Альма все устроила. От Джорджа потребовалось лишь поставить свою подпись на свидетельстве о признании жены умалишенной и вместе с Альмой сопроводить ее в Трентон. Они ехали в частной карете, так как нельзя было знать, что выкинет Ретта в поезде. С собой взяли ремни на случай, если понадобится ее связать, однако Ретта вела себя спокойно и напевала песенки себе под нос.
Когда они прибыли в приют, Джордж быстро зашагал к парадному входу по широкому газону, опередив Альму с Реттой. Те шли позади рука об руку, словно наслаждаясь прогулкой.
— Какой красивый дом! — проговорила Ретта, любуясь величественным кирпичным зданием приюта.
— Согласна, — отвечала Альма, испытав прилив облегчения. — Я рада, что тебе он нравится, Ретта, ведь теперь ты будешь жить здесь.
Было неясно, в какой степени Ретта понимает, что происходит, но она казалась спокойной.
— Чудесный сад, — продолжала она.
— Верно, — кивнула Альма.
— Вот только мне невыносимо видеть, как срезают цветы!
— Ретта, глупышка, ну что ты такое говоришь? Не ты ли больше всех любишь букеты из свежих цветов?
— Это меня карают за самые чудовищные преступления, — отвечала Ретта совершенно спокойным тоном.
— Никто тебя не карает, моя маленькая птичка.
— Больше всего я боюсь Господа.
— У Господа нет на тебя жалоб, Ретта.
— Меня терзают очень странные боли в груди. Иногда кажется, что сердце разорвется. Не сейчас, но это начинается так быстро.
— Здесь ты встретишь друзей, которые смогут тебе помочь.
— В юности, — сказала Ретта тем же спокойным голосом, — я ходила с мужчинами и занималась неподобающими делами. Ты знала это обо мне, Альма?
— Тихо, Ретта.
— Не шикай на меня. Джордж знает. Я ему много раз рассказывала. Я разрешала этим мужчинам делать со мной все, что им хотелось, и даже позволяла себе брать у них деньги, хотя тебе ли не знать, что в деньгах я никогда не нуждалась.
— Молчи, Ретта. Ты не в себе.
— А тебе когда-нибудь хотелось пойти с мужчиной? Когда ты была моложе, я имею в виду?
— Ретта, прошу…
— Девочки из маслобойни в «Белых акрах» тоже так делали. Они научили меня, как проделывать с мужчинами разные штуки, и сказали, сколько денег брать за услуги. На эти деньги я покупала себе перчатки и ленточки. А однажды даже купила ленту тебе!
Альма замедлила шаг, надеясь, что Джордж их не услышит. Но поняла, что он уже успел услышать все.
— Ретта, ты так устала, не говори много…
— Ну а ты, Альма? Тебе неужели никогда не хотелось сделать ничего неподобающего? Не чувствовала ли ты этот дикий голод внутри? — Ретта схватила ее за руку и умоляюще взглянула на подругу, в надежде увидеть что-то в ее лице. Но не увидела и, смирившись, понурила плечи. — Нет, конечно же нет. Ведь ты хорошая. Вы с Пруденс обе добродетельные. А я — воплощение дьявола.