Происхождение всех вещей

— И вы себя тоже им считаете? — спросила Альма.

— Нет, — ответил Завтра Утром. — Я знаю, кто я. Мое предназначение ясно: я раути. Глашатай, как и мой дед. Я прихожу к людям и выкрикиваю слова воодушевления. Мой народ много выстрадал, и я повелеваю ему снова обрести силу, но на этот раз во имя Иеговы, потому что новый Бог более могуществен, чем наши старые боги. Не будь это так, Альма, все мои родные были бы до сих пор живы. Вот как я проповедую: силой. Я уверен, что на этих островах благую весть о Создателе нашем и Иисусе Христе нужно нести не лаской, не уговорами, а силой. Вот почему я преуспел там, где другие потерпели неудачу…

Завтра Утром рассказывал об этом очень будничным тоном. Почти с пренебрежением, словно желая показать, как ему было легко.

— Но есть еще кое-что, — после недолгого молчания продолжил он. — В стародавние времена верили, что есть некие существа, посредники, что-то вроде посланников между богами и людьми.

— Священники? — спросила Альма.

— Вы имеете в виду преподобного Уэллса? — Завтра Утром улыбнулся, по-прежнему глядя в проем пещеры. — Нет. Мой отец — хороший человек, но я говорю о других существах. Он не посланник небес. Я имею в виду не священника, а другую сущность. Полагаю, можно назвать его… помощником. Раньше на Таити верили, что у каждого бога есть свой помощник. И когда приходила беда, таитяне молились этим помощникам, чтобы те донесли их мольбы до богов. «Явись в мир, — взывали они. — Выйди на свет и помоги нам, ибо вокруг война, голод и страх — и мы страдаем». Эти помощники не принадлежали ни этому миру, ни миру иному, а постоянно перемещались между ними.

— И таким существом вы себя считаете? — снова спросила Альма.

— Нет, — отвечал он, — таким существом я считал Амброуза Пайка.

Произнеся эти слова, Завтра Утром повернулся к Альме, и на его лице всего на мгновение мелькнула боль. Ее сердце сжалось в тиски, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не потерять самообладание.

— Вы тоже таким его считали? — Мужчина испытующе взглянул на Альму.

— Да, — отвечала она.

Завтра Утром кивнул, и на лице его отразилось облегчение.

— Знаете, он слышал мои мысли, — проговорил он.

— Да, — отвечала Альма, — это он умел.

— Он хотел, чтобы и я услышал его мысли, — проговорил Завтра Утром, — но я не умею этого делать.

— Да, — сказала Альма, — понимаю. Я тоже не умею.

— Он видел зло — как оно скапливается в сгустки. Так он объяснял мне: зло — это сгустки мрачного цвета. Он видел обреченных на смерть. Но видел и добро. Потоки благости, окружающие некоторых людей.

— Я знаю, — сказала Альма.

— Он слышал голоса мертвых, Альма, он слышал моего брата.

— Да.

— Он сказал, что однажды ночью слышал, как светят звезды, но с тех пор этого больше не повторялось. Он был так опечален, что не услышит этого вновь. Ему казалось, что если мы с ним попытаемся вместе услышать, соединим наши мысли, то получим послание.

— Да.

— Он был одинок на Земле, Альма, потому что не было людей, ему подобных. Он нигде не мог найти себе дом.

Альма снова ощутила на сердце тиски — оно сжалось от стыда, вины и сожаления. Сжав руки в кулаки, она прижала их к глазам, приказывая себе не плакать. Когда же опустила кулаки и открыла глаза, Завтра Утром пристально смотрел на нее, словно гадая, стоит ли продолжать рассказ. Но ей только и хотелось, чтобы он продолжал.

— Чего же он хотел от вас? — спросила Альма.

— Ему нужен был спутник, — отвечал Завтра Утром. — Он хотел иметь близнеца. Хотел, чтобы мы с ним были одинаковыми. Он ошибся во мне, как вы, наверное, понимаете. Решил, что я лучше, чем есть на самом деле.

— Он и во мне ошибся, — пробормотала Альма.

— Значит, вы понимаете, каково это.

— Но чего вы от него хотели?

— Вступить с ним в плотскую связь, Альма, — промолвил Завтра Утром почти угрюмо, но без тени стеснения.

— Как и я, — сказала она.

— Значит, мы с вами одинаковы, — проговорил Завтра Утром, хотя мысль эта, кажется, не утешила его. Не утешила она и ее.

— И удалось ли вам вступить с ним в связь? — спросила она.

Завтра Утром вздохнул:

— Я позволил ему считать себя невинным. Думаю, он считал меня кем-то вроде Первого Человека, новым Адамом, и я не стал его разубеждать. Я позволил ему нарисовать эти портреты — нет, я велел ему нарисовать эти портреты, потому что я тщеславен. Я велел ему нарисовать себя, как он рисовал орхидеи в их непорочной наготе. Ибо в чем разница в глазах Господа между обнаженным мужчиной и цветком? Вот что я ему говорил. Так и заставил его к себе приблизиться.

— Но была ли между вами интимная близость? — спросила женщина.

— Альма, — проговорил Завтра Утром, — вы дали мне понять, что вы за человек. Вы объяснили, что все в вашей жизни диктуется жаждой познания. Теперь позвольте объяснить вам, что я за человек: я завоеватель. Я называю себя так не из пустого хвастовства. Такова моя природа. Возможно, вы никогда раньше не встречали таких людей, поэтому вам трудно понять.

— Мой отец был завоевателем, — промолвила она. — Я понимаю вас лучше, чем вы думаете.

Завтра Утром кивнул, соглашаясь с ней: