Происхождение всех вещей

Альма села на поезд до Бостона, провела три ночи в недорогой гостинице близ гавани (там все пропахло джином, табаком и потом бывших постояльцев) и оттуда двинулась в путь. Ее корабль назывался «Эллиот». Это было стодвадцатифутовое китобойное судно, широкое и увесистое, как старая кобыла; уже в двенадцатый раз с года постройки оно направлялось к Маркизским островам. За кругленькую сумму капитан согласился сделать крюк в восемьсот пятьдесят миль и доставить Альму на Таити.

Капитаном судна был мистер Терранс родом из Нантакета. Это был моряк, пользовавшийся большим уважением Дика Янси, последний и раздобыл Альме место на этом корабле. Если верить обещаниям Дика Янси, мистер Терранс был суров, как и положено капитану, и умел добиться послушания своей команды лучше других. Терранс прославился не осторожностью, а отвагой (и был известен тем, что в шторм поднимал паруса, а не спускал, надеясь, что ветер придаст ему скорости), но он был набожным человеком и трезвенником, стремившимся в плавании сохранять твердый моральный настрой. Дик Янси доверял ему и путешествовал с ним много раз. Вечно торопившийся Дик Янси предпочитал капитанов, которые вели суда быстро и бесстрашно — а Терранс был как раз из таких.

Раньше Альма никогда не была на корабле. Точнее, на кораблях-то она бывала много раз, когда ездила с отцом в доки в Филадельфии и инспектировала прибывающий груз, но чтобы плавать, никогда не плавала. Когда «Эллиот» покинул место своей стоянки, она стояла на палубе, и сердце ее колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Альма смотрела, как перед ней проплыли последние высокие мачты в доках, а потом с головокружительной быстротой оказались вдруг у нее за спиной. И вот она уже рассекала великую Бостонскую гавань, а позади покачивались на волнах маленькие рыболовецкие суденышки. Когда же солнце начало клониться к закату, Альма Уиттакер впервые в жизни вышла в открытый океан.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить ваш комфорт в этом плавании, — поклялся капитан Терранс Альме, когда она впервые ступила на борт.

Она ценила его заботу, но вскоре стало ясно, что какой-то особый комфорт в этом плавании обеспечить попросту невозможно. Ее каюта, располагавшаяся по соседству с капитанской, была маленькой и темной, а пахло там сточными водами. Питьевая вода воняла тиной. Корабль вез мулов в Новый Орлеан, и животные беспрестанно мычали. Пища была невкусной и сильно крепила (на завтрак — репа и соленые бисквиты, на ужин — сушеная говядина и лук), а погода в лучшем случае была непредсказуемой. Альме казалось, что в первые три недели плавания она не видела солнца ни разу. Сразу же задули сильные, порывистые ветра, из-за них билась посуда, а матросы сплошь и рядом ходили в синяках. Иногда ей приходилось привязывать себя к капитанскому столу, чтобы съесть свой убогий ужин. Но Альма не жаловалась.

На борту больше не было женщин; не было там и образованных мужчин. Матросы до поздней ночи играли в карты; они смеялись, кричали и не давали ей спать. Иногда мужчины устраивали танцы на палубе прямо над ее головой и плясали, как одержимые бесами, до тех пор, пока капитан Терранс не начинал грозиться переломать им скрипки, если они не прекратят. Кроме Альмы, пассажиров было двое: котельщик, направлявшийся в Вальпараисо,[53] и немногословный торговец жемчугом, плывший, как и Альма, на Таити.

Народ на борту «Эллиота» собрался совершенно дикий. У берегов Северной Каролины один моряк поймал ястреба, отрезал ему крылья и забавы ради смотрел, как тот скачет по палубе. Альме это показалось отвратительным, но она ничего не сказала. На следующий день ошалевшие от скуки матросы устроили свадьбу двух мулов, нарядив скотину в праздничные бумажные воротнички по такому случаю. Крик и улюлюканье стояли невообразимые. Капитан закрыл на все глаза — ему эта забава показалась безобидной (возможно, потому, подумала Альма, что свадьба проходила по христианским канонам). Альма в жизни не видела ничего подобного.

Ей не с кем было обсуждать серьезные темы, вот она и перестала их обсуждать. Она решила не унывать и общаться со всеми запросто. Поклялась не наживать врагов. В плавании предстояло пробыть от пяти до семи месяцев, и эта стратегия казалась разумной. Альма даже позволила себе смеяться над шутками матросов, если те были не слишком похабными. Она не боялась, что ей причинят вред: капитан Терранс не позволил бы никому слишком с ней фамильярничать, к тому же Альма не вызывала у мужчин никакого интереса. (Ее это не удивляло. Если она в девятнадцать лет не вызывала интереса у мужчин, с какой стати кому-то обращать на нее внимание в пятьдесят один год?)