Происхождение всех вещей

Альме казалось, будто она оставляет грудного младенца на попечение дрессированного крокодила. В тот момент она любила Амброуза Пайка больше, чем когда-либо, всем своим существом. При одной мысли, что он уплывает на другой конец света, она уже ощущала зияющую пустоту. С другой стороны, с самой своей брачной ночи она не ощущала ничего, кроме зияющей пустоты. Ей хотелось обнять мужа, но она всегда мечтала обнять его, а сделать этого не могла. Он бы ей не разрешил. Ей хотелось прильнуть к нему, умолять его остаться, умолять полюбить ее. Но это было бесполезно.

Они пожали друг другу руки, как тогда, в день первой встречи в греческом саду ее матери. У его ног стоял тот самый маленький потертый кожаный портфель, в котором было все его имущество. На нем был тот же коричневый вельветовый костюм, что и всегда. Из «Белых акров» он не взял ничего.

Последние слова, что она ему сказала, были такими:

— Молю тебя, Амброуз, окажи мне услугу и не говори никому, кого встретишь, о нашем браке. Никто не должен знать о том, что произошло между нами. Ты отправишься в это путешествие не как зять Генри Уиттакера, а как сотрудник его компании. Все прочее лишь приведет к лишним расспросам, а я не хочу, чтобы люди меня допрашивали.

Он согласился, кивнув. Больше он ничего не сказал. У него был больной, усталый вид.

Просить Дика Янси, чтобы тот хранил тайну ее отношений с Амброузом Пайком, Альме не было необходимости. Дик Янси всю жизнь только тем и занимался, что хранил тайны, и именно поэтому так долго продержался на службе у Уиттакеров.

В этом и заключалась его полезность.

Глава восемнадцатая

В следующие три года Альма не получала вестей от Амброуза; по правде говоря, она почти не получала вестей о нем и от кого-то другого. В начале лета 1849 года Дик Янси сообщил, что они прибыли на Таити в целости и сохранности и плавание прошло без происшествий. (Альма знала, что «без происшествий» вовсе не означает «легко»; для Дика Янси любое плавание, в конце которого корабль не потерпел крушение и не был захвачен пиратами, проходило «без происшествий».) Янси доложил, что оставил Амброуза в заливе Матавай на попечении миссионера и ботаника, преподобного Фрэнсиса Уэллса, и что мистеру Пайку разъяснили его обязанности на плантации ванили. Вскоре после этого Дик Янси покинул Таити, чтобы заняться возникшими в Гонконге делами. После этого новостей больше не было.

Для Альмы Уиттакер это был период глубокого отчаяния. Утомительное это дело — отчаяние, ведь ему свойственно быстро превращаться в рутину; так и вышло, что после отъезда Амброуза каждый день для Альмы стал точной копией предыдущего — унылым, одиноким и незапоминающимся. Хуже всего была первая зима. Она казалась холоднее и темнее всех предыдущих зим в жизни Альмы. На женщину окоченело взирали голые деревья, умоляя, чтобы их одели или обогрели, а когда она шла по дорожке, ведущей от дома к флигелю, ей казалось, будто над головой парят невидимые хищные птицы. Река Скулкилл замерзла так быстро, а лед на ней был таким толстым, что по ночам на нем разводили костры и жарили громадных волов на вертеле. Стоило Альме шагнуть за порог, и ветер ударял ее в лицо, подхватывал и оборачивал колючим ледяным плащом.

Она перестала спать в своей комнате. Она почти вообще перестала спать. С тех пор как она поссорилась с Амброузом, она практически переселилась во флигель и не могла представить, что когда-нибудь снова станет спать в своих супружеских покоях. Она перестала есть со всеми, и на ужин у нее теперь было то же, что на завтрак: бульон и хлеб, молоко и патока. Она чувствовала безразличие, тоску и смутное желание кого-нибудь убить. Была раздражительна и вспыльчива именно с теми людьми, кто был к ней добрее всего: с Ханнеке де Гроот и Джорджем Хоуксом, к примеру; ее больше совсем не заботили и не волновали ее сестра Пруденс и бедная старая подруга Ретта. Отца она избегала. Играть с ним в нарды отказывалась. Она едва справлялась со своими официальными обязанностями в «Белых акрах». Сообщила Генри, что тот всегда обходился с ней несправедливо — относился как к прислуге.

— А я никогда и не прикидывался справедливым! — выкрикнул тот в ответ и велел ей сидеть в своем флигеле, пока она снова не сможет взять себя в руки.

Ей казалось, что весь мир насмехается над ней, поэтому ей и было так сложно снова предстать перед этим миром.