Происхождение всех вещей

Альма пыталась дышать ровно и тихо. Она изо всех сил противилась возникшим ощущениям, однако сопротивление лишь усилило чувство наслаждения, нараставшее между ног. В голландском языке есть слово Uitwaaien, означавшее «идти против ветра ради удовольствия». Вот на что это было похоже. Совсем не двигаясь, Альма всей силой противилась нараставшему ветру, но тот лишь давил на нее с равной мощью, и ей становилось все приятнее.

Альма не знала, сколько прошло времени. Еще десять минут? Или еще полчаса? Амброуз сидел неподвижно. Альма тоже не двигалась. Руки его ни разу не шевельнулись, но Альма чувствовала, как он проникает внутрь нее.

«Воображение нежно, — писал Якоб Бёме, — и похоже на воду. Но страсть груба и суха, как голод».

Альма чувствовала и то и другое. Ощущала и воду, и голод. И воображение, и страсть. Потом, с ужасом и немалой долей безумной радости, поняла, что сейчас закружится в давно знакомом водовороте наслаждения. Сладострастное возбуждение быстро нарастало, и остановить его было невозможно. Хотя Амброуз ее не касался (только держал за руки), хотя она не касалась себя, хотя оба не двигались, хотя юбки ее не были задраны выше пояса, а руки не выбивали дробь по собственному телу, хотя даже дыхание у нее не сбилось, Альма Уиттакер достигла пика наслаждения. На мгновение она увидела вспышку белого света, словно молния промелькнула в беззвездном летнем небе. Мир подернулся молочной дымкой. Она ощутила слепоту, восторг, а потом сразу же стыд.

Страшный стыд.

Что она наделала? Что Амброуз почувствовал? Что слышал? Боже правый, какие запахи уловил? Но не успела Альма отреагировать или отстраниться, как почувствовала что-то еще, доселе неизведанное. Хотя Амброуз по-прежнему не шевелился, ей вдруг показалось, будто он коснулся ее подошв и настойчиво их поглаживает. Вскоре Альма поняла, что это поглаживание, которое она ощутила, не что иное, как вопрос, фраза, которая рождалась прямо из-под пола. Она почувствовала, как вопрос проникает сквозь подошвы стоп и поднимается вверх по косточкам ног. Затем он проскользнул в ее матку, проплыв по влажной дорожке между ног. Внутри нее словно плыл звучащий голос; это были почти слова, произнесенные вслух. Амброуз задавал ей вопрос, но этот вопрос звучал внутри нее самой. Теперь она его слышала. Это был вопрос, отчетливо облеченный в слова:

Примешь ли ты это от меня?

Ответ наполнил ее безмолвной пульсацией: ДА.

А потом она почувствовала кое-что еще. Вопрос, помещенный Амброузом внутрь ее тела, складывался во что-то другое. Он превращался в ее собственный вопрос. Она не знала, что хотела спросить о чем-то Амброуза, но теперь вопрос вдруг возник, и он был очень важным. Она позволила ему подняться вверх по телу и выйти через руки. А затем опустила вопрос в его ждущие ладони:

Ты этого от меня хочешь?

Она услышала, как Амброуз сделал резкий вдох. Потом он сжал свои ладони так крепко, что ей почти стало больно. И разорвал тишину одним вслух произнесенным словом:

— Да.

Глава шестнадцатая

Всего через месяц они поженились.

В последующие годы Альма вновь и вновь недоумевала, как же это случилось — этот почти непостижимый переход к замужеству, — но после ночи в переплетной брак казался ей неизбежностью. Что касается того, что на самом деле произошло в этой крошечной комнате, то все это (от целомудренного оргазма Альмы до молчаливой передачи мыслей) представлялось чудом или по меньшей мере феноменом. Альма не могла найти логического объяснения тому, что произошло между ней и Амброузом. Люди не могут слышать мыслей друг друга. Альма знала, что это так. Люди не могут передавать подобные токи, подобную страсть и откровенный эротический выброс одним лишь прикосновением ладоней. Но все же это произошло. Сомнений быть не могло, это произошло.

Когда в ту ночь они вышли из переплетной, Амброуз повернулся к Альме с раскрасневшимся, восторженным лицом и произнес:

— Хочу всю оставшуюся жизнь спать с тобой рядом каждую ночь и слушать твои мысли вечно.

Вот что он сказал! И не телепатически, а вслух. Переполненная чувствами, она не нашлась что ответить. И, изумленная, лишь кивнула в знак согласия. Потом они разошлись по своим спальням через коридор друг от друга, хотя, разумеется, в ту ночь она уже не заснула. Какой уж тут сон?

На следующий день, когда они тихо шли по дороге к зарослям мхов, Амброуз заговорил как ни в чем не бывало, словно продолжив неоконченную беседу. Он вдруг сказал:

— Разница нашего положения в жизни столь велика, что, пожалуй, это вообще не имеет значения. Я не обладаю ничем, чего можно желать, зато у тебя есть все. Возможно, из-за того, что мы находимся на противоположных полюсах, наши различия уравновешивают друг друга?

Альма не была уверена, к чему он клонит, но позволила ему продолжать.

— Я также думал о том, — тихо проговорил Амброуз, — смогут ли два таких человека достигнуть гармонии в брачном союзе.