Происхождение всех вещей

Он не знал, что в стене есть потайная дверь. Да и никто бы не догадался — так искусно были скрыты ее контуры изящной старой лепниной на стене. С тех пор как умерла Беатрикс, Альма даже не была уверена, что кто-то еще в доме знает о существовании переплетной. Возможно, о ней знала Ханнеке, но старая домоправительница редко забредала так глубоко в это крыло дома, в отдаленную комнату. Вероятно, о ней знал и Генри, ведь, как-никак, это он спроектировал потайную комнату, но и он теперь редко заходил в библиотеку.

Альма не взяла в переплетную лампу. Очертания комнаты были ей слишком хорошо известны. Там был табурет, на который она всегда садилась, когда приходила туда побыть одна и предаться постыдному, но приятному занятию; был маленький рабочий стол, куда мог сесть Амброуз, чтобы оказаться прямо к ней лицом. Она показала ему, где сесть. Когда женщина закрыла дверь и заперла ее на ключ, они вместе погрузились в темноту в крошечной душной комнате. Но его ни темнота, ни теснота, кажется, не беспокоили. Ведь он просил именно об этом.

— Могу я взять тебя за руки? — спросил Амброуз.

В темной переплетной Альма осторожно вытянула руки, и кончики ее пальцев коснулись его плеч. Они нащупали ладони друг друга. У Амброуза были тонкие, легкие кисти. Ее собственные казались тяжелыми и влажными. Амброуз положил руки на колени и обратил их ладонями вверх; Альма накрыла их своими. То, что она испытала с этим первым прикосновением, было совершенно неожиданным: сильнейшая, сбивающая с ног волна любви. Она заставила ее вздрогнуть, как от рыданий.

Но чего еще она ждала? Почему бы ей не чувствовать восторг, избыток чувств, возбуждение? Ведь Альму никогда прежде не касался мужчина. Точнее, это было лишь дважды — первый раз весной 1818 года, когда Джордж Хоукс взял руку Альмы в свои ладони и назвал ее блестящим микроскопистом, а второй — в 1848-м: снова Джордж, расстроенный из-за Ретты. Но в тех случаях рука мужчины почти случайно касалась тела Альмы. Никогда еще к ней не прикасались с чувством, которое хотя бы с натягом можно было назвать интимным. В течение десятилетий Альма бесчисленное количество раз сидела на этом самом табурете с раздвинутыми ногами и задранной выше пояса юбкой, с запертой, как сейчас, дверью, вместо объятий прислонившись к стене позади нее и как можно старательнее утоляя пальцами голод. Казалось, вся атмсофера этой комнаты была пропитана греховностью. Теперь Альма оказалась в знакомой темноте, наедине с мужчиной на десять лет ее моложе; с мужчиной, которого она любила, как младшего брата, и который с самого момента их встречи вызвал у нее желание оберегать его и никогда не отпускать.

Но что ей делать с этой любовной дрожью?

— Слушай мой вопрос, — проговорил Амброуз, слегка сжав руки Альмы. — А потом задай мне свой. Больше говорить не надо. Услышав друг друга, мы все поймем.

Амброуз мягко сжал ее ладони своими. При этом по телу Альмы разлилось тепло.

Как ей продлить это?

Она подумала, не притвориться ли ей, что она читает мысли Амброуза, только бы продлить это, незнакомое ей прежде состояние. Задумалась, возможно ли будет повторить подобное в будущем. Но что, если их тут обнаружат? Что, если Ханнеке застанет их наедине в переплетной? Что скажут люди? Что подумают об Амброузе, в чьих намерениях и сейчас, как и всегда, нет ничего грязного? Его выгонят. Ее имя будет опорочено. Она снова останется одна.

Нет, Альма каким-то шестым чувством понимала, что после сегодняшней ночи они, скорее всего, никогда вновь не сделают ничего подобного. Так значит, то будет единственный момент в ее жизни, когда руки мужчины сожмут ее ладони.

Она закрыла глаза и чуть отклонилась назад, опершись всем телом о стену. Амброуз по-прежнему держал ее за руки. Ее колени чуть коснулись его колен. Прошло немало времени. Она упивалась сладостью его прикосновений. Ей хотелось запомнить это мгновение навсегда. Прошло еще какое-то время. Десять минут? Или полчаса?

Приятное ощущение, охватившее Альму, теперь сосредоточилось между ног. А чего еще она ждала? Ее тело было настроено в этой комнате на определенную волну, а теперь появился новый стимул. Некоторое время Альма сопротивлялась своим новым ощущениям. Она была рада, что ее лица не видно в темноте, так как проникни в переплетную хоть лучик света, и Амброуз увидел бы, какое оно напряженное и раскрасневшееся. Хотя Альма сама стала причиной этой ситуации, она не могла поверить в то, что происходит: напротив нее, прямо здесь, в темной переплетной, в самом сокровенном тайнике ее мира, находился мужчина.