Прогулки по чужим ночам

В слабом свете ночника я вижу встревоженные глаза Рыжего. Он гладит мое лицо, потом щупает пульс. Что случилось?

– Ты плакала во сне, и пульс частый и неровный. В груди болит?

– Да. Тяжело дышать.

– Думаю, это усталость и стресс, приедем домой – сделаем тебе кардиограмму. В последнее время у нас какой-то ненормальный ритм жизни. Больничный возьмешь, я обеспечу, отдохнешь несколько дней. Съездим куда-нибудь или у Старика погостим.

– Со мной все в порядке. Ничего, Вадик, все пройдет. Извини, что разбудила.

– А ты думаешь, я спал?

Почему тебе не спится, Рыжий? Неужто проклятая сука Танька права и я для тебя что-то большее, чем друг? Нет. Я не хочу потерять тебя, а потому не позволю все испортить.

Утро хмурое, и у меня болит голова. Рыжий что-то ремонтирует во дворе, а я лежу под одеялом, не в силах подняться. Я неважно себя чувствую в последнее время, надо витамины какие-нибудь купить, что ли…

– Вставай, балерина.

В комнату заходит Танька. На ней синий потрепанный халат и растоптанные тапки. Танька, да разве можно так ходить? Это же ужас какой-то!

– Ну, чего ты? Пришла, дай, думаю, завтрак вам приготовлю – бате трудно уже по хозяйству справляться, а ты, наверно, и вовсе ничего не умеешь. Пришла – так и есть, дрыхнешь. Ишь, принцесса! А говорила, что не спишь с Рыжим.

– Нет, ну мы спим вместе – иногда, то есть в одной кровати… но ничего нет.

– Если бы мне это сказал кто другой, а не ты, не поверила бы, а тебе верю, с тебя станется. Дура ты, Лизка, дура… Смотри, найдет он себе другую, локти покусаешь, да поздно будет.

– Я все надеюсь, что найдет, но они как-то не приживаются у него.

Танька смотрит на меня как на сумасшедшую, потом осуждающе качает головой:

– Боже мой, как же ты на свете живешь такая?

– Живу, а что?

– Ничего. – Танька сердито фыркает. – Вставай завтракать.

Я выползаю из-под теплого одеяла, голова-то как болит! И всегда это происходит осенью и зимой, терпения нет, еще и Танька никак не догадается уйти…

– Красивое белье. Дорогое, наверное?

На мне синяя шелковая рубашечка с кружевами. Покупала на рынке, но качество хорошее. Далась она Таньке.

– Не очень.

Она все не уходит, и я молча стягиваю рубашку. Она стоит и смотрит. Может, у нее с ориентацией что-то не так? Я слышала о том, что в женских тюрьмах процветают извращения подобного рода.

– Слушай, балерина, а ведь ты красивая! Не надо на меня так смотреть, я не в том смысле, в каком ты подумала. Я понимаю, отчего и Стас, и Рыжий так за тобой умирают… Я всегда тебе завидовала, а сейчас вот перестала.

-Да?

– Да. Потому что стареть тебе будет больно. А мне и терять-то особенно нечего.

– Ну, если смотреть на проблему с этой стороны:..

Мы завтракаем, потом собираемся. Старик сидит и наслаждается нашей возней. Он привык быть среди людей, привык к молодым голосам, к своей нужности, и радуется нам, и не хочет, чтобы мы уезжали. Он скучает по нам, по своей неспокойной жизни, совсем затосковал в одиночестве наш Старик. Интернат закрыли, потому что нет средств для его содержания.

– Папа, мы скоро снова приедем. – Мне жалко его оставлять, хотя здесь, в Березани, он никогда не бывает совсем один. – Как справимся с делами, так сразу сюда.

– Ты даже в голову не бери, я обязательно дождусь вас обоих. Буду рад видеть вас счастливыми. А сейчас вам пора ехать, хотя, видит бог, я не хочу вас отпускать. Присядем на дорожку.

Мы садимся в гостиной, Танька хмуро смотрит в окно. Наверное, ей так же странно понимать, что она меня больше не ненавидит, как и мне. Мы смирились с существованием друг друга. Что ж, это хорошо. В каждом из нас есть что-то… настоящее – это Старик нас такими воспитал.

– Ну все, с богом.

Мы выходим во двор. Так вот что ремонтировал Рыжий – забор!

Старик по очереди целует нас, я поворачиваюсь к Таньке.

– Бывай, балерина, – она хлопает меня по плечу. – Увидимся. За батей я пригляжу, а ты под ноги смотри, нечего в облаках витать.

Выезд из поселка недалеко от кладбища. Вот проплыла мимо табличка «Березань», вот выгнул спину знакомый мостик. У меня на коленях лежит синяя пухлая папка. Что же такого нарыл Старик? Он педант, я его знаю. Если говорит, что здесь все бумаги, касающиеся меня, значит, так оно и есть.

– Ну, посмотри, что там. – Рыжий ровно ведет машину, шоссе пустое. – Тебе же любопытно.

– А тебе, типа, нет.

– Признаю, мне тоже интересно.

Я развязываю шнурочки. Вот копия свидетельства о рождении, оригинал у меня. Родители – жирный прочерк. А это что?..

Выписка из роддома. Роженица Климковская Любовь Васильевна, родила девочку, вес 3 кг 400 г. Роды срочные, без патологии. Что ж, спасибо и на том, Любовь Васильевна. Но место рождения почему-то не Ивск, как в моей метрике, а Новопокровск. Странно…

– Лиза, это означает, что регистрировали тебя в Ивске, система такая: в графе «место рождения» часто пишут тот город, в котором регистрируют.

– Почему?!

– А черт их знает, бюрократов этих. Нормальному человеку их логика недоступна, ты вспомни, как прописывался Валек.