Прогулка заграницей

Замыселъ былъ приведенъ въ исполненіе. въ половин одиннадцатаго вечера. Въ полночь, когда Никодимъ имлъ обыкновеніе ложиться спать, общество деревенскихъ шутниковъ осторожно пробиралось сквозь заросли репейника и подсолнечника къ уединенной хижин заброшеннаго сада. Подойдя къ окну, они заглянули внутрь. На постели въ одной короткой рубах сидлъ нашъ длинноногій Никодимъ и, болтая съ довольнымъ видомъ ногами, насвистывалъ на гребешк, обернутомъ бумагою, веселую псенку «Комтоунскія гонки»; скелета не было, но зато около Никодима лежали новенькій органчикъ, волчокъ, большой резиновый мячъ, горсть крашеныхъ шариковъ, фунтовъ пять лавочныхъ леденцовъ и порядочно надгрызенный кусокъ пряника величиною съ добрую книгу. Онъ только-что продалъ скелетъ странствующему шарлатану за три доллара и наслаждался результатами своей коммерціи!

Только-что покончили мы говорить о скелетахъ, и разговоръ перешелъ на ископаемыя, какъ вдругъ мы услышали крики. Взглянувъ вверхъ по крутому откосу, мы увидли группу мужчинъ и женщинъ, съ испугомъ и волненіемъ глядвшихъ на какой-то большой предметъ, катившійся прямо на насъ внизъ по откосу. Мы поспшили посторониться. Предметъ этотъ, докатившись до дороги, остановился и оказался мальчикомъ. Оступившись, онъ упалъ, при чемъ ему не оставалось ничего больше, какъ только надяться на свое счастіе и ждать, что изъ этого выйдетъ.

Въ такихъ мстахъ стоитъ только упасть, а остановиться уже нтъ возможности, пока не достигнешь самаго дна. И какъ это умудряются люди обработывать землю на этихъ крутизнахъ, о которыхъ, если вы уже хотите быть точными, лучше всего сказать, что он немного круче лстницы, хотя и не такъ круты, какъ мансардная кровля. Нкоторыя маленькія фермы, расположенныя на склонахъ холмовъ около Гейдельберга, положительно стоятъ совсмъ «вверхъ дномъ». Мальчикъ былъ сильно помятъ, а голова его была облита кровью, шедшей изъ ранъ и царапинъ, полученныхъ отъ ударовъ о мелкіе камни.

Пока мы съ Гаррисомъ поднимали его и усаживали на камень, подоспли его спутники, неся съ собою потерянную при паденіи шапку.

Изъ сосднихъ домиковъ повыскочили мужчины, женщины и дти и присоединились къ нашей толп. Поблднвшаго мальчугана осыпали ласками и сожалніями; оглядвъ его со всхъ сторонъ, принесли ему воды, напоили его и обмыли пораненныя мста. А разговору-то, разговору сколько тутъ было! Вс свидтели катастрофы принялись одновременно разсказывать о ней и каждый старался перекричать другого, а одинъ черезчуръ уже увлекшійся юноша взбжалъ немного вверхъ по откосу и, крикнувъ товарищамъ, чтобы они смотрли, сдлалъ видъ, что оступился, упалъ и скатился намъ подъ ноги, чмъ чрезвычайно картинно и наглядно пояснилъ своимъ слушателямъ, какъ это все произошло.

Во всхъ этихъ описаніяхъ фигурировали и мы съ Гаррисонъ. Было подробно описано: и какъ мы шли, и какъ Гансъ Гроссъ крикнулъ, и какъ мы съ удивленіемъ оглянулись, какъ увидли Петра, подобно пушечному ядру летящаго прямо на насъ, и какъ мы посторонились и подхватили его, и какъ мы хорошо сдлали, что тотчасъ же посадили и отряхнули его. Словомъ, мы оказались такими же героями, какъ и вс остальные, за исключеніемъ самого Петра, и сообразно этому чествовались; вмст съ Петромъ и всею толпою мы отправились въ домъ его матери, гд насъ угостили хлбомъ, сыромъ и молокомъ и гд намъ пришлось выпить пива чуть ли не съ каждымъ изъ участниковъ этого происшествія. Когда мы, наконецъ, встали, чтобы уходить, то каждый наперерывъ спшилъ пожать намъ руку и до тхъ поръ провожалъ насъ своимъ «Leb'wohl», пока мы не исчезли за поворотомъ дороги изъ глазъ своихъ новыхъ пріятелей.

Задачу свою мы выполнили и въ половин девятаго вечера вошли въ Оппенау, сдлавъ весь путь отъ Аллерхейлигена до Оппенау (146 миль) въ 11 1/2 часовъ. По крайней мр такое разстояніе показывалъ нашъ педометръ; что же касается до путеводителей и картъ военнаго вдомства, то вс они согласно опредляли его въ 10 1/2 миль — ошибка тмъ боле удивительная, что оба эти источника обыкновенно весьма точны во всемъ, что касается опредленія разстояній.

ГЛАВА XXIV

Да, прогулка вышла чрезвычайно пріятная, и притомъ за все наше пребываніе въ Европ это былъ единственный случай, когда все время намъ пришлось идти подъ гору. На слдующее утро мы сли въ поздъ и похали обратно въ Баденъ-Баденъ, окруженные ужасными клубами пыли. День былъ воскресный и поэтому вагоны были наполнены публикой, спшившей за городъ на partie de plaisir. Жара стояла невыносимая, небо казалось какою-то раскаленною и наглухо закупоренною печью, въ которую не проникало ни малйшей струйки воздуха. Вотъ ужь поистин странное время выбираютъ люди для увеселительныхъ прогулокъ.

Воскресенье на континент великій день — это день свободы и веселья. Здсь каждый нарушаетъ воскресный покой на тысячу различныхъ способовъ и не боится совершить этимъ грха.