Прогулка заграницей

Вечеромъ въ городскомъ саду собралась многочисленная публика, желавшая послушать, какъ будетъ исполнять оркестръ „Фремерсбергъ“. Пьеса эта возникла изъ старинной легенды здшней мстности, повствующей, что однажды въ средніе вка какой-то рыцарь заблудился въ окрестныхъ горахъ и скитался тамъ вмст съ своими собаками въ страшную бурю, пока до слуха его не достигъ отдаленный благовстъ, сзывавшій монастырскую братію къ ночному служенію; онъ направился въ ту сторону, откуда неслись звуки и такимъ образомъ спасся. Черезъ всю пьесу безостановочно слышится прекрасная мелодія; мстами она раздается весьма громко, мстами затихаетъ до того, что едва можетъ быть различаема, но тмъ не мене не умолкаетъ ни на минуту; величественно звучитъ она среди ужаснаго свиста втра, шума проливного дождя и оглушительныхъ ударовъ грома; нжно, чуть слышно льется она среди такихъ слабыхъ и отдаленныхъ звуковъ, какъ звонъ монастырскаго колокола, мелодическіе перекаты отдаленнаго охотничьяго рога, тревожнаго лая собакъ и торжественнаго пнія монаховъ; вотъ она крпнетъ снова и все растетъ и растетъ подъ праздничный звонъ колоколовъ и сливается съ мотивами мстныхъ псенъ и танцевъ поселянъ, собравшихся въ монастырскомъ зал и привтствующихъ охотника, счастливо избгнувшаго опасности и утоляющаго свой голодъ за монастырской трапезой. Инструменты воспроизводятъ вс эти звуки съ удивительною точностью. Не разъ, когда музыкальная буря начинала свирпствовать съ особенною яростью, а потоки дождя, казалось, грозили затопить землю, публика хваталась за свои зонтики; я съ трудомъ удерживался отъ невольнаго стремленія ухватиться за шляпу всякій разъ, когда вой и свистъ втра доходили до fortissimo; когда же раздавались внезапные и восхитительно естественные удары грома, то не было никакой возможности удержаться отъ содроганія.

Я полагаю, что „Фремерсбергъ“ — пьеса весьма въ музыкальномъ отношеніи посредственная, я даже увренъ въ этомъ, иначе бы она не приводила бы меня въ такой восторгъ, не трогала бы, не возбуждала бы, не плняла меня до такой степени, что я чуть съ ума не сходилъ отъ восторга. Съ самаго дня моего рожденія не приходилось еще мн испытывать подобнаго наслажденія. Торжественное и величественное пніе монаховъ изображалось не оркестромъ, но настоящимъ пніемъ; оно то затихало, то вновь разгоралось, смшиваясь со звономъ колокола, съ неумолкаемой очаровательной мелодіей и прочими звуками въ одно стройное цлое. Нтъ, такая божественно-прекрасная музыка не можетъ не быть посредственной музыкой. Многочисленная публика, собравшаяся слушать „Фремерсбергъ“, только подтверждаетъ мое мнніе, такъ какъ для пониманія хорошей музыки только очень немногіе имютъ достаточное развитіе. Что касается, напримръ, меня, то классическая музыка не доставляетъ мн ни малйшаго наслажденія поэтому я и не признаю оперу, которую, хотя и стараюсь полюбить, но безуспшно.

Я думаю, что есть два рода музыки: одинъ, который понятенъ всякому, даже устриц, и другой, для пониманія котораго необходимо боле высокое дарованіе, развитое особымъ воспитаніемъ. Но если и посредственная музыка удовлетворяетъ большинство изъ насъ, зачмъ требовать тогда другой? Мы требуемъ этой другой музыки только потому, что она цнится весьма немногими знатоками, обладающими боле развитымъ, нежели у насъ, чутьемъ. Не находя въ ней никакого удовольствія, мы длаемъ видъ, что наслаждаемся ею, чтобы только при помощи этой лжи попасть въ разрядъ знатоковъ, дйствительно понимающихъ музыку. Я знаю не мало этого сорта людей и думаю, что и самъ буду изъ числа ихъ, когда вернусь домой и буду хвастаться своимъ европейскимъ образованіемъ.