Прогулка. Самый простой источник радости и смысла

Я никогда не побеждал в лыжных кроссах и школьных соревнованиях в силовых видах спорта. Из года в год я был худшим учеником по физкультуре и получал ужасные оценки в спортзале. И сегодня я точно знаю две самые важные причины того, почему впоследствии смог совершать весьма длительные лыжные походы: во-первых, я готовился, во-вторых, изо всех сил старался. А еще мне немного повезло, потому что до меня никто не отважился дойти в одиночку до Южного полюса. Признаться, сделать это оказалось проще, чем я думал. Это было словно маленькое чудо, как в детстве, когда мы с братом заблудились, но сумели самостоятельно выбраться из леса Остмарка в окрестностях Осло. Словом, Арне Несс был совершенно прав, когда заявил: «Время от времени с нами случается невообразимое».

* * *

Гомо сапиенс не изобретал прямохождения. Все было наоборот. Ко времени появления этого биологического вида наши предки, австралопитеки, ходили на двух ногах уже более двух миллионов лет. Но факт остается фактом: все, что мы умеем и делаем сегодня и что превозносит нас над другими видами, можно проследить до того момента, когда мы начали ходить на двух ногах. Умение ставить одну ногу перед другой – вот что нас изобрело.

С тех давних пор, когда австралопитек в первый раз встал на две ноги, до момента, когда человек впервые прошел по Луне, а потом отправился дальше по пути своего исторического развития, вплоть до того дня, когда моя дочь Сольвейг научилась ходить, движущая сила, стоящая за всем этим, не менялась: все мы прирожденные исследователи.

Если бы гомо сапиенс не стал прямоходящим видом, мы давно вымерли бы или жили бы как другие животные. Возможно, ползали бы по земле, и у нас не было бы никаких языков общения.

Если мы, люди, будем меньше ходить, то больше не сможем относить себя к биологическому виду, который характеризуется именно умением ходить пешком, а не сидеть или ездить, как часто происходит сегодня. Мы уже стали немного похожи на персонажей мультфильма «ВАЛЛ-И» студии Pixar, живущих через восемьсот лет после нас, которые сидят на стульях и повсюду ездят на машинах. Толстые, вялые и счастливые на борту своего космического корабля, совершенно не обращающие внимания на то, что их окружает.

Иллюстрация Эйвинда Стоуда Плату.

Знаете, я даже стал сомневаться, не ошибка ли – называть нас гомо сапиенс. Ведь в переводе с латыни sapiens означает «знающий, разумный». Приходится признать, что, когда кто-то присваивает себе тот или иной эпитет, он, как правило, склонен немного преувеличивать. Послание, заложенное в этом термине, состоит в утверждении того, что наш биологический вид развился намного больше, чем любые другие жители планеты, и что мы и сейчас останемся такими, превосходя другие виды. Но я в этом уже не уверен.

Скорее, нас следовало бы называть homo insipiens. Insipiens – это антоним слова sapiens и переводится как «незнающий, неразумный». Название homo sapiens представляется мне каким-то одномерным и предполагает самоуспокоение, тогда как homo insipiens имеет, по-моему, более широкий смысл, который, как я думаю, лучше отражает то, кто мы есть, – искатели знаний.

В связи с вышесказанным возникает еще один резонный вопрос: а не можем ли мы, перестав ходить на своих двоих, в конце концов постепенно развиться в нечто отличное от того, чем то, что сегодня считается человеком?

Очевидно, что сидячий образ жизни делает ее менее физической. Мы начнем познавать мир по-другому, в частности не на собственном опыте. Ведь мы не сможем чувствовать даже то, что нас непосредственно окружает, поскольку это возможно только для того, кто ходит. Вкусы, запахи, то, что мы видим, ощущаем и слышим, – все наполнится иным содержанием. Наше существование станет более абстрактным. Подобно персонажам «ВАЛЛ-И» мы в буквальном смысле утратим контакт с окружающим миром и оторвемся от земли. Вместо того чтобы физически ощущать ее, познавать себя и среду при соприкосновении собственного тела с внешним миром, для нас станет все более естественно ограничиваться психологическими переживаниями и тем самым, возможно, открываться для менее осязаемых вещей, таких как религия или эмоции.