Прогрессор

— Максим Сергеевич, болезнь эта крайне тяжелая и с возрастом становится тяжелее, — здесь старик не лукавил, голос звучал искренне. — Доживете до моего возраста, сами поймете, — голос Александрова дрогнул. Справившись, он бросил пару фраз на языке Нака, и обе женщины торопливо задвигались, бренча утварью. — Пока нам накроют на стол, прогуляемся по берегу, поговорим, — не дожидаясь ответа, профессор шагнул в сторону выхода. Я молча последовал за ним, мне самому хотелось сделать внушение Александрову без свидетелей.

Нака, увидев живого и здорового вождя, разразились радостными криками. Александров улыбнулся:

— Хорошие люди в каменном веке, их не испортил прогресс, им чужды большинство человеческих пороков.

— Как насчет порока злоупотребления сивухой? — Безжалостно прервал я поток красноречия собеседника. На мгновение Александров даже растерялся, словно вор пойманный на месте преступления. Его плечи опустились, и он даже поник головой.

— Я ведь поминал вас и свою дочь, разве можно меня судить за это? — от такого ответа я опешил.

— Как это поминали меня и Сед? Мы вроде живые и не собираемся умирать.

— Это так, но я этого не знал. Спустя две недели после вашего отплытия на побережье обрушился жуткий шторм. По всем моим расчетам в это время вы должны были находиться в открытом море. Проходили недели, потом месяц, за ним второй. К исходу третьего месяца, зная вашу среднюю скорость, я пришел к выводу, что ваш корабль не пережил того шторма. Но я держался еще месяц, давая вам время на непредвиденные задержки. И только когда минуло четыре месяца, я позволил себе сделать заключение, что Сед мертва.

— Позвольте, но разве уже прошло четыре месяца с момента нашей встречи?

— Вчера аккурат в полдень минуло ровно четыре месяца, как ваш корабль покинул нас, и вы увезли мою дочь. И я не выдержал, выпил столько, сколько не пил никогда. Думал, что окочурюсь и быстрее встречусь со своей девочкой на том свете.

— Владимир Валентинович, вы же атеист, какой еще «тот свет»? — не удержался я от улыбки.

— К концу жизни даже самый убежденный атеист становится верующим. И неважно в кого именно он верит, но верит в Высший Разум, который большинство людей называют Богом, — Александров остановился и спросил в упор:

— Вы привезли людей для основания столицы будущей империи Русов? Здесь я вижу только ваш экипаж, может пара новых людей, но не больше. — Уму и пытливости Александрова можно только позавидовать: даже во время беседы со мной он успел оценить ситуацию.

— Привез. В этот раз мы пришли на двух кораблях: «Варяг» остался в дельте Роны, где планирую заложить город. В общей сложности со мной около трехсот человек вместе с экипажами кораблей. Есть каменщики, гончары, крестьяне, охотники, кузнецы и прочие.

— Максим, ты хочешь заложить город в дельте Роны?

— Да, Владимир Валентинович, там в самой дельте есть отлично защищенная гавань. Потом, сама река будет служить непреодолимым барьером для дикарей, а я получу выход сразу к реке и к морю.

— Умно, хотя я рассчитывал, что мое поселение будет в черте города. Отсюда до реки примерно час ходьбы, мы можем стать предместьем, своего рода спальным районом, — Александров остановился, заметив, что Сед машет рукой.

— Пойдем покушаем, Сед зовет.

— Вам нежелательно есть, только пить чай или кисломолочные напитки, если таковые имеются, — во мне проснулся врач, коим я до конца никогда не являлся.

— Слушаюсь, доктор, — дурашливо ответил профессор, беря меня за руку:

— Макс, вчерашнее не повторится. Прожив здесь больше тридцати пяти лет, я надеялся, что в Сед останется частичка меня, и мысль о ее гибели была невыносимой. Я посижу с вами и попью чай, а потом мы начнем составлять план города, которому предстоит стать центром планеты.

— Вам желательно отдохнуть, Владимир Валентинович, — но профессор замахал руками:

— Какой отдых? Неизвестно сколько мне еще отпущено времени, каждый день следует использовать. Предстоит много дел, недалеко отсюда есть каменоломни, где можно добывать камень для строительства дворца и мощения дорог.

— Мы будем сразу прокладывать каменные дороги? — Мне не удалось скрыть удивления. Александров посмотрел на меня как на маленького ребенка:

— А как же иначе? Римские дороги пережили саму империю. Империя без дорог — это путь в небытие. Пока будут каменные, со временем появится и гудроновое покрытие для комфортного передвижения.

— А не рано, так, с ходу? Может пока можно обойтись и натоптанной почвой, посыпав ее песком? — Мой аргумент профессор отмел сразу:

— Типичное русское мышление. Нельзя откладывать на потом и надеяться, что все само собой образуется. Зачем перестраивать и делать дважды, когда все можно сделать на совесть с первого раза. Максим, вы покушайте голубчик, а потом начнем чертить план будущей столицы, — профессор пропустил меня вперед в дом, откуда доносились аппетитные запахи.

Обед длился недолго: изголодавшись по жидкой пище, я мгновенно осушил миску супа и осилил вторую, налитую мне Сед. Уже попивая чай, облачил в слова мысль, не дававшую мне покоя: